Пусть хоть совсем свернет шею — только порадуюсь. А в общежитие принципиально не вернусь. Какими могут быть принципы у распутной студентки, совращающей чужых женихов? Правильно, гибкими, мобильными и легко перенастраиваемыми. Пять минут назад хотела вызвать такси — а сейчас не хочу. Мгновение назад хотела зарядить хук в челюсть Мелёшина на глазах у его спутницы и прочих свидетелей — а сейчас не хочу. Во-первых, у меня силенок не хватит и жалко руку, а во-вторых, я выбираю другое, более интересное занятие — развлечение в супермодном столичном клубе.
Хотя около "Вулкано" имелся теплый пояс, достаточный для растаивания снега, всё же на улице было прохладно. Как ни странно, на свежем воздухе Петя стремительно протрезвел и теперь переминался рядом со мной на твердых ногах. Он подставил локоть и сам зафиксировал мою ладошку на сгибе, погладив её.
— Эвочка, все хорошо? — спросил с несчастным видом. — Похоже, я перебрал.
С моих губ слетел вздох облегчения. Хорошо, что у чемпиона хороший обмен веществ, и алкоголь, гуляющий в его организме, быстро выветрился, не то у Снегурки появился бы новый повод для высокомерных взглядов на пьяное посмешище, с коим меня угораздило появиться в клубе.
— Не страшно, — заверила тоном заботливой мамочки. — Все мы — люди, и ничто человеческое нам не чуждо.
— Я некрасиво себя вел, да? — выпытывал Петя и, разнервничавшись, взъерошил волосы.
— Нормально ты себя вел, — успокоила его. — Другие выглядели хуже.
Чемпион занялся самобичеванием:
— Эва, прости за невнимание к тебе! Сам не понял, что на меня нашло. Я же спиртное вообще не пью, а тут будто стукнуло по голове: хочу попробовать чуть-чуть один разочек.
Давай уж, Петя, договаривай, чем тебя приложило по пути в клуб и притянуло за уши, словно магнитом.
Мой кавалер старательно отводил глаза от роковой соблазнительницы из лимузина, а я старательно игнорировала будущую чету Мелёшиных. Надо же — так легко поддаться слабости! — закусила досадливо губу, промотав в памяти горячее тисканье в машине. Никакие установки и медитации не помогают, как ни программируй себя. И ничто не спасет от Мелёшина, вздумай он повторить попытку. Ну, расцарапаю ему лицо в кровь, ну, буду кидать в него всем, что под руку попадется, пока эта самая рука не устанет швыряться. Ну, обзову всякими ругательными словами, — от перемены мест слагаемых сумма не изменится. Зависимость неизлечима.
— Ты раньше бывал в "Вулкано"? — спросила у Пети, чтобы отвлечься.
— Не приходилось, — признался чемпион. — Говорят, здесь двадцать танцингов и музыка на любой вкус.
— А если я люблю колыбельные? — сострила, хихикнув.
— И колыбельные, и похоронные, и бальные, и рок, и классика, — уточнил Петя, повеселев.
— А нам куда? На прослушивание симфоний? — полез из меня юморок.
— Улыбаемся и топаем вперед резвым аллюром, — крикнул Макес, и группа великосветских деток, в том числе и мы с Петей, свернули в проулок между клубом и соседним зданием.
Нас запустили через неприметную дверь в обход официального пещерного входа. Лысый накаченный бугай в кожаной жилетке считал каждого входящего, а рядом с ним стоял кучерявый парень, который организовал нашу доставку от Дома правительства до клуба.
Мы с Петей прошли внутрь в числе первых, а Мелёшин и его дама потерялись где-то позади.
Единственным источником освещения в темном коридоре были круглые отверстия в стенах, похожие на дырки в сыре, через которые проникал свет: с одной стороны — красный, с другой — зеленый. В левое ухо залетала монотонная песня, а в правое — зажигательная композиция, волнующая кровь, и обе мелодии гасли на нейтральной территории коридора, не смешиваясь. За каждой из стен кипела развлекательная жизнь.
Коридор вывел к странной пирамиде, оказавшейся лестницей из наслоенных перламутровых лепешек-ступенек под сводом, покрытым блестками. Дизайнер, придумывая причудливый интерьер, ушел от четких границ потолка и стен, заменив углы изгибами, наплывами и закругленными переходами. Вкрапления толстых багровых полос и брызги радужного перламутра создавали впечатление ирреальности пространства. Блестел и зал, похожий на огромный распустившийся цветок с бледно-розовой перламутровой сердцевиной, окруженной лепестками насыщенных красных оттенков. Глядя на столики, оформленные в виде раскрытых раковин, и коралловые лодочки сидений, я затаила дыхание от восторга, словно ребенок, впервые попавший в зоопарк. Музыка стучала басами, будоража, и сердце торопливо подстроилось под ритм.
Публика, кружившая среди перламутровых завитков, смотрелась крикливо и попугаисто. У парня, выделывавшего акробатические па в центре зала, была выбрита голова за исключением петушиного гребня в цвет яичного желтка. Мимо нас прошли две девицы, раскрашенные как настоящие ведьмы — с черными губами, жирно обведенными черными глазами, черными волосами и в черных одеждах. У столика-раковины сидели два парня в майках без рукавов, позволяя зевакам рассматривать спины и плечи с объемными татуировками. Желающих размять кости на танцполе нашлось немного, в основном, народ осел за столиками.