— А моя зарплата? — спросила слабым голосом.
— Зарплата идет по отдельной ведомости через кассу института, а я отчитываюсь непосредственно перед вышестоящим руководством, — сказал Стопятнадцатый. — Так что плюсуйте оплату за подработку в архиве.
Меня закачало. В глазах защелкал счетчик, подсчитавший, что получится вдобавок больше тридцати висоров. Впереди замаячили новые горизонты, достижимые с помощью денежных знаков, всовываемых деканом. Я расплачусь с Олегом, начну сносно питаться и смогу побаловать себя разными мелочами.
— Наверное, нужно заполнить кучу бумаг, — сказала заплетающимся языком, вспомнив бюрократическую трясину, поглотившую при принятии на работу.
— Не нужно, — радостно откликнулся мужчина. — Расписываетесь в ведомости, получаете деньги — и вперед.
— А как же… анкета, справки, анализы? — ошеломленно промямлила я. — Не бывает так просто.
— Бывает, милочка, — подтвердил декан. — Сами понимаете, как обычно у нас происходит: не успело начальство сказать, как подчиненные сделали «под козырек» и приняли к исполнению. Так что дело побежало впереди слова.
— Ну, не знаю… — меня продолжало разрывать на противоречивые части.
— Эва Карловна, из-за вашего отказа придется переделывать ведомость и заново переоформлять в Департаменте, — пробасил мужчина. — Предстоит волокита на три дня. Пожалейте, милочка.
— Хорошо, — согласилась я растерянно. Расписалась подсунутым пером в ведомости, сжала хрустящие купюры и в сомнамбулическом состоянии выползла из кабинета.
В воображении полезли жуткие сцены обмана. Вдруг перо оказалось заговоренным, и когда подпись исчезнет, меня обвинят в махинации? Вдруг рядом с пятеркой проявится пара-тройка лишних нулей?
Придет же в голову подобная чушь! Стопятнадцатый не поступит подло.
Взглянула на руку, крепко вцепившуюся в бумажки, я закричала: «Ура-а-а-а!». Хорошо, что молчаливо.
После того, как за студенткой закрылась дверь, Генрих Генрихович Стопятнадцатый, выждав, вернулся в кресло и вытер вспотевшее лицо платком. Положил ведомость на выдачу льготных денег в папку под заголовком «Личное» и засунул в нижний ящик стола. Покачал головой, дивясь тому, что позволил вовлечь себя в сегодняшнюю авантюру. А еще порадовался, что убедил сократить еженедельную помощь в четыре раза, чтобы исключить вопросы и подозрения, ибо холодная рассудительность приносит порой больше пользы, чем горячность влюбленного сердца.
2.4
В попытке охолодить голову и вернуть соображательные процессы, я направилась на чердак, чтобы заодно проверить, получил ли Марат мой подарок, или несчастные ахтулярии замерзли в бесплодном ожидании горниста.
Горка плодов исчезла, зато на столе лежал бумажный свиток. Развернув его, я поднесла к слуховому окну, чтобы разглядеть получше. Помятый тетрадный лист был занят карандашным наброском. Сходство портрета с оригиналом оказалось достоверным, и я мгновенно узнала модель, позировавшую анонимному художнику. На рисунке, подперев голову рукой, растеклась по столу моя персона, грызя перо с мечтательным взглядом, устремленным вдаль. Летящие карандашные линии изобразили растрепанные волосы и хвостик, сбившийся в сторону. В уголке стояли инициалы автора: то ли буква М, то ли А, то ли Г.
Я задумалась, вспоминая, когда очутилась в неряшливой позе, и каким образом художнику удалось запечатлеть мою внешность. В любом случае набросок получился великолепным. Куплю рамочку и повешу портрет на стену.
Кстати, о покупках. Сегодня же верну долг Олегу, а то совесть вот-вот задушит.
Оставалось еще одно неоконченное дело, пусть и растратное.
В столовой я прошла царственной походкой к раздаче, набрала на пять висоров уйму тарелок, едва уместившихся на поднос, и направилась к столику для избранных. Сегодня Мэл разнообразил скучное обеденное время, заняв мое привычное место. Напротив Мелёшина уминал пищу его бритый товарищ. Протолкавшись между стульями, я бухнула поднос на стол и села между парнями.
— Здрасте.
Бритый кивнул, жуя, а Мэл, не отозвавшись на приветствие, уставился на продуктовое изобилие передо мной, и, показалось, облегченно вздохнул. Наверное, от радости нового витка развлечений.
— А я-то думаю, почему сегодня ночью луна шаталась, — сказал Мелёшин. — А это она раздумывала, упасть ей с неба или еще повисеть. Надо же, к Папене вернулся аппетит. Надолго ли?
— Терпи, пока буду чавкать над ухом, — огрызнулась и отважно обратилась к бритому бугаю: — Я Эва.