У такого импозантного экземпляра и я попыталась бы бессовестно вытянуть трояк по общей теории висорики, но сомневаюсь, что седовласый красавец-мужчина обратил бы на меня внимание и рискнул репутацией преподавателя. Зато вместо заматеревшего благородного льва судьба уготовила мне, запуганной крыске, ползущей по первой сессии, спотыкаясь на каждом экзамене, своего «принца», второго Лютика, маленького тихого извращенца, старательно молодящегося и тщательно прикрывающего лысину редкими набриолиненными волосенками.
Вон его из головы! Никому не дам поганить мое будущее.
— Едем или как? — вскочила я с места.
— Едем, конечно, — согласилась Аффа. — Для начала закажи такси, а мы подождем.
Пришлось сесть и отвернуться от разновозрастной парочки, однако девчонки продолжили мусолить тему, тренируя висоратские способности.
— Циничная ты, — сказала соседка Виве. — У тебя вечно женщины получаются виноватыми, а мужики — тупыми баранами на заклание. Я думаю, что рыбак — он. Они еще не близки, и, вообще, её ухажер — маньяк-людоед, которого безуспешно разыскивают много лет.
Стилистка фыркнула:
— Прокол. Маньяки стараются не оставлять следов и используют случайные непродолжительные знакомства. Посмотри на их руки. Девчонка показывает, что доверяет ему. Она пускает пыль в глаза, потому как задумала что-то.
— Потому что сама — серийная убийца! — выдвинула предположение Аффа, и доморощенные сыщицы захихикали. — Почему не хочешь признать, что между ними есть чувство?
— Какое? — усмехнулась Вива. — Любовь, что ли?
— А хотя бы. Или, на худой конец, влюбленность! — ответила с вызовом соседка.
— Ха! Не смеши меня. Любовь и влюбленность придумали эгоисты.
— Разве это разные понятия? — поддержала я разговор, поглядывая мельком на воркующую парочку. Дяденька-маньяк смотрелся лучше, чем дяденька-преподаватель.
— Конечно, разные, — заверила Аффа. — Влюбленность слепа. Она не замечает недостатков и идеализирует возлюбленного. Любовь же зряча. Она видит недостатки любимого и любит каждый из них.
Ну, и удивила меня соседка! Я не подозревала, что она бывает романтичной и может разглагольствовать возвышенно.
— Чухня, — возразила прагматичная Вива. — Любви как таковой нет, есть привязанность и уважение. А страсть зачастую путают с влюбленностью, хотя в основе взаимоотношений полов обычная физиология. Прежде всего, мы — животные, вскарабкавшиеся на вершину эволюции. Половозрелые особи ищут пару, основываясь на инстинктах, и выбирают сильного, успешного и смазливого, чтобы потомство получилось крепким и здоровым. Затертые неудачники и тряпки никому не нужны. Вот ты, Эва, обращаешь внимание на хлюпиков и неуверенных образин?
Я растерялась.
— Ну… обращаю, — вспомнила о Радике как о худосочном хилом юноше. Чем не пример моей исключительности из мира животных? Вышла хорошая искренняя дружба между разнополыми особями, и мне плевать на внешность парнишки с высокого балкона.
— Я говорю о внимании другого рода. Когда ты смотришь на незнакомого парня, а внутри так и подмывает принять стойку, облизываясь, и уши против воли встают торчком. А потом еще неделю вспоминаешь случайную встречу.
Я примерила на себя слова стилистки. Парни водились везде, где мне довелось учиться, и встречались среди них такие, при взгляде на которых меня охватывали ощущения, описанные Вивой: учащение пульса, жар щек, волнение. Затем следовали многозначительные улыбки, легкий флирт — в том случае, если намечался взаимный интерес. Но на возможное развитие взаимоотношений с противоположным полом давили страх разоблачения и чувство вины из-за того, что чужое место занято мной не по праву. И, честно говоря, парни не особо обращали на меня внимание. Они выбирали ярких и популярных девчонок.
Вот взять хотя бы Мэла. Он из породы успешных самцов, о которых упомянула стилистка. И сейчас, вспомнив первую встречу с парнем, я с неудовольствием признала, что незнакомец, разбудивший храпящего Монтеморта, мгновенно попал в группу доминирующих особей, как шар, пущенный торпедой в лузу. Почему же я не пала к его ногам во второй же день пребывания в институте? Потому что осторожность и привычка не доверять людям перевесили человеческие, ой, точнее, животные инстинкты. Но смеется тот, кто смеется последним. Животные инстинкты не дремали и умудрились вырваться наружу; неизбежное свершилось, и бастионы сдались, пооборонявшись малость для приличия. Меня все равно прибило к Мэлу и расплющило, словно хлипкую лодку о крутые скалы.