– Ну, как себя чувствуешь, Акаи-кун?
– Нормально. – выдавил тот из себя, цокнул языком и сплюнул. Плевок вышел красноватым. Кровь. Губу я ему разбил.
– Вот и хорошо. Ты только не вставай сразу, Акаи-кун, а то голова закружится, не дай бог, ушибешься еще… а тебе сейчас лишние травмы головы без надобности. Это, как его – кумулятивный эффект называется.
– Накопительный, значит, – откуда-то из-за моего плеча пояснила Ая-тян. – Тебе и вправду лучше посидеть тут, Акаи-кун.
– Да ну вас, – сказал Акаи и встал на ноги, пошатнувшись. Я поддержал его, и он инстинктивно оперся на мою руку, нахмурился и оттолкнул меня в сторону.
– Все? Успокоился? – спросил я, шагнув назад.
– Угу, – подавленно кивнул Акаи, – да я сейчас тебя отделаю так, что…
– А вот тут я вынужден тебя прервать, Акаи-кун, пока ты не наговорил глупостей больше, чем можешь себе позволить, – сказал я, – ведь добавлю сейчас сверху, если мало показалось.
– Твое поведение, Акаи-кун, не может являться примером для подрастающего поколения, – добавила Ая-тян, и я невольно покосился в ее сторону. Ая-тян сделала покер-фейс. Дескать, она вообще всегда так говорит, и никакого желания подначивать или хихикать над Акаи-куном у нее и в голове не было. Я пожал плечами и повернулся к Акаи.
– Акаи-кун, у меня нет никакого желания выяснять, кто круче, и участвовать во всех этих ваших интригах. Если ты никому не скажешь, что здесь произошло, я тоже никому не скажу, – фактически я предложил Акаи возможность сохранить свое лицо, и если он этим не воспользуется, значит, совсем дурак.
– Хм. – Акаи-кун подавленно кивнул. Значит, не совсем дурак.
– И тебя, Ая-тян, я убедительно попрошу…
Ая-тян молча кивнула, продолжая хранить покер-фейс.
– И… хорошо. До свидания, Акаи-кун. – Я развернулся и продолжил свой путь к дому. Сзади семенила Ая-тян, не собираясь отставать или объяснять свое поведение. Впрочем, с этой конкретной девушкой я уже махнул рукой на попытки выяснить причины и следствия. Идет вслед за мной – и бог с ней. Синдзи-кун в моей голове уже нарисовал картинки из разряда «и тут я споткнулся, и мы упали вместе, увлекая Аю-тян за собой и падая прямо на нее…» с последующим обоюдным покраснением лицом к лицу и прочими прелестями хентайной манги для пубертатных подростков.
К чести Синдзи-куна, что именно потом делать с покрасневшей Аей-тян, он не представлял. Пребывая в своих мыслях и отсеивая фантазии Синдзи-куна, я толкнул дверь магазинчика Тамагавы. Динь-динь – прозвенел колокольчик, прикрепленный над дверью.
– О! Какой мужчина… – начала было из-за прилавка Иноэ, но осеклась, увидев входящую за мной Аю-тян.
– Добрый день, посетитель-сан! – официально поклонилась Иноэ. – Магазин Тамагавы считает честью обслужить вас!
– Меня зовут Сато Ая-тян и я одноклассница Ямасита-куна, – выпалила Ая-тян и склонилась в поклоне. – Пожалуйста, позаботьтесь обо мне!
– …Гхм… – я только глазами похлопал. Все-таки не хватает мне понимания всей этой японской культуры социальных интеракций. Я тут все равно как деревянный хожу. Во-первых, потому, что Синдзи-кун со всей своей информацией у меня в подсознании то ли дрыхнет, то ли развлекается на свой манер, вылезая только тогда, когда происходящее его уж сильно волнует. А во-вторых, и сам Синдзи не был таким уж, как там говорят по-английски? Social butterfly? Ну не был он душой общества, что поделать. Был таким букой, гиком и нердом, ботаником, если по-нашенски. Вот только термин «ботаник» применим к человеку не только потому, что он рохля, мямля, неудачник, да еще и дохляк. «Ботаник» – это если человек еще и увлекается чем-то. Пусть марки собирает или там в историю Вархаммер 40 000 фанатеет, характеристики всех штурмовых винтовок мира знает наизусть, или еще что. А вот Синдзи у нас был фанатом махоу-манги и аниме. То есть балдел от всех этих суперменов и супервуменов. Знал имена и особенности техник, какие-то мелкие подробности, значимые только для фанатов (при звуках флейты теряет волю), составлял досье и даже обменивался информацией с компашкой таких же странных людей. Вот, кстати, надо бы появиться в этом клубе нердов, иначе начнут тут слухи ходить, мол, Гермиона очень сильно изменилась за лето… а с другой стороны, все равно начнут и не плевать ли. Плевать. Мало ли как у пацана в пубертатном возрасте голову может переклинить. Бывает.
– Ярэ, ярэ… – протянула Иноэ-сан сразу же изменившимся голосом. Вот до чего же прилипчивы штампы и стереотипы – голос Иноэ-сан стал похож на патоку, тягучий и сладкий, однако никто не стал бы обманываться сладостью, в которой таится скрытая насмешка и превосходство – именно таким голосом и разговаривают все эти прекрасные дамы в возрасте, оглядывая краснеющего юношу, который пытается что-то блеять в свое оправдание.