Так вот, время идет, а мы по списку Джиро-сама так ничего и не сделали. Нехорошо. Так старик может и решить, что не ценим мы то, что он для нас, неразумных делает и от скольких неприятностей он нас ограждает. От себя любимого — в первую очередь. А ну как перестанет?
В общем, пока мы тут по дизайну и оборудованию масло гоняли, Майко акцию задумала, спланировала, добро у Высокого Собрания получила и осуществила — все в одного, все чисто и без перегибов. Ну, насколько Майко вообще без перегибов может. Переломы и сотрясения не в счет, работа в гокудо вообще опасная и риски включает. А вот заикание на нервной почве у их лейтенанта — это уж, пожалуй, перебор. Ну тут, уж как получилось — развела руками наша Майко-Крушить, это уж такая впечатлительная натура у мальчика. В общем и целом, Майко — молодец.
Читосе тоже молодец, кстати. Она у нас большую часть работы на себя взяла, закуп продуктов, покупку бытовой техники (да, в логове суперзлодеев обязательно должен быть холодильник и микроволновка, а еще телевизор и игровая приставка — а вы не знали?), самостоятельно заказала доставку еды в соседний домик (который для маскировки сняла Акира) и принесла все в конференц-зал.
Вот и сидим мы — кто на стульях с прямой спиной (Акира, конечно же), а кто на надувных креслах вокруг стола (все остальные), поглощаем японский фаст-фуд и наслаждаемся пивом и лимонадом. Пива, мне, кстати не дали, да и ладно. Читал я, что у людей старше тридцати вкусовые рецепторы, отвечающие за восприятие сладкого вкуса отмирать начинают, поэтому дескать мы начинаем всякие оливки с маслинами, да сыр с плесенью любить, да горчицей с уксусом поливать. А в детстве и юности, дескать горького да кислого неохота. Вот не знаю, не знаю, а только пивка бы я сейчас холодного да из запотевшей жестяной баночки… эх. Не сильно-то и хотелось.
— Демон Максвелла… — протягивает Акира и смотрит куда-то вверх, задумчиво качая своей полуснятой туфлей: — неверная у тебя концепция, Син. Демон Максвелла — это мысленный эксперимент, такой дворецкий, что ли. В одну часть сосуда он пропускает быстрые молекулы, а в другую — медленные. В конце концов одна часть будет горячей, а другая — холодной.
— Ты Акира — заклепочница. — говорю я: — вечно ты по мелочам придираешься. Вот хочешь я тебе историю расскажу?
— А давай. — дает добро с места Майко, прерываясь от поглощения пищи в невероятном количестве. Клянусь, у нее там реактор по переработке пищи стоит.
— Слушайте. Вот однажды сошли морячки на берег в Рио-де-Жанейро, по городу пройтись да на девчонок поглазеть. Двое друзей, вон, как ты с Майко. — Майко с места салютует мне бутылкой темного пятипроцентного «Асахи» — дескать подкол засчитан. Акира едва кривит губу, но помалкивает.
— Ну и поссорились с местными. А там же карнавал, это же Рио, перья все эти, костюмы. И, видимо, кто-то там Зорро косплеил. Со шпагой, все дела. Вот, поссорились наши друзья с местными, а один из них возьми и пырни нашего шпагой. Ну вот лежит он, кровью истекает на руках у своего друга и говорит — Шиничи, дружище, я тут помираю как последний дурак, проткнутый шпагой из дешевой одногрошовой пьесы. А Шиничи его поправляет — трехгрошовой, говорит. Правильно же говорить трехгрошовой, верно? Так вот, а его умирающий друг посмотрел на него таким взглядом и сказал — а знаешь, в чем твоя проблема, Шин? Ты вечно цепляешься за эти чертовы две иены. И умер. — Я обвел всех взглядом. Акира не изменила позы, но я думаю, что поняла меня. Читосе точно впечатлилась. Майко хмыкнула.
— Две иены. Запомню. — сказала она.
— Так что, строго говоря — на две иены, конечно это называется по-другому. Но мне понятие демона Максвелла тут ближе — потому как может быть ты разгоняешь молекулы, а может быть ты просто отбираешь самые горячие.
— Но в этом случае, куда же тогда подевались холодные молекулы? — спросила Акира, все еще не желающая сдаваться.
— Две иены, Акира! — протянула с места Майко: — ты опять зануда.
— Вот! Именно. Правильно заданный вопрос. — не обратил я внимания на неорганизованные реплики из зала: — Как учил нас Ломоносов и закон сохранения энергии — ничто из ничего не получается. Равно как и никуда деться не может. Что же может означать тот факт, что мы видим горячие молекулы, но не видим холодных?