-127
его низкого уровня, но по отношению к кино все находятся в более менее равных условиях. Отсюда следует, что подчеркнутое значение важности киноискусства у русской аудитории в республике не соответствует ее реальному интересу к кинематографу.
Об этом же свидетельствуют материалы теста.
Поскольку полученные при помощи теста данные оказались весьма показательными, имеет смысл несколько подробнее раскрыть его механизм. В анкету был включен поименный список тех, кто делает кино или в той или иной степени связан с киноискусством (15 фамилий режиссеров, актеров, сценаристов, операторов советского и зарубежного кино). Отвечавшим предлагалось выбрать из перечисленных сфер деятельности, чем конкретно занимается данный человек. В зависимости от количества правильных ответов сформировались пять групп, которые условно определялись следующим образом:
1 группа - вообще нет правильных ответов: "Уровень полного незнания (или демонстративного неприятия теста)" - 13% общего числа опрошенных;
2 группа - 1-4 правильных ответа: "Уровень минимальной информированности" - 43%;
3 группа - 5-8 правильных ответов: "Уровень избирательного интереса"- 30%;
4 группа - 9-12 правильных ответов: "Уровень относительно хорошего знания" - 12%;
5 группа - 13-15 правильных ответов: "Уровень практически полной информированности (киноэрудиты)" - 2%.
Приведенные выше процентные показатели отражают картину по всему массиву. Какие же коррективы вносит в эту картину язык?
Большая часть из ответивших русских (58%) составила группу минимальной информированности (1-4 правильных ответа), и еще 10% не ответило вовсе. У эстонцев, соответственно, 33% и 16%. Все последующие группы по степени информированности среди своего языкового контингента представлены выше в эстонскоязычном массиве. Следовательно, и здесь нет оснований го
-128
ворить о большей заинтересованности в кино или даже наличии знаний, соответствующих высокому авторитету кино.
Таким образом, вербальный (оценочный) и реальный (поведенческий) уровень русскоязычного населения республики находятся в относительном противоречии. Пользуясь не совсем научной терминологией, можно вспомнить роман-утопию английского писателя Джорджа Оруэлла, в котором такой синдром назван "двоемыслием". Итак, возникает некий пиетет к духовным ценностям, высокая оценка которых, навязанная средствами массовой информации, становится естественной для индивида - вне зависимости от личного контакта и понимания этих духовных ценностей. Недооценка значения искусства представляется такому человеку чем-то "неприличным", несоответствующим требованиям общественного мнения. Но от пиетета к духовным ценностям сами эти ценности ни ближе, ни понятнее не становится. Реальная контактность и информированность определяются не абстрактными представлениями, а вполне прозаическими потребностями и возможностями.
Трудно сказать, присуще ли подобное раздвоение эстонской аудитории. Но даже если присуще, то намного в меньшей степени, чем русскоязычному массиву, где положительное мнение об искусстве так очевидно завышено, а реальная контактность - на уровне средней. Подобное состояние можно условно определить как наличие чрезмерного уровня "эмоциональной восторженности" по отношению к искусству.
При этом не следует полностью списывать со счетов группу русскоязычных киноэрудитов (по данным теста их около 2%, что в общей структуре населения республики может соответствовать примерно 7000 человек - на аналогичные 16.5 тыс.эстонцев). Сравнивая предлагаемые цифры, необходимо принимать во внимание то, что структура эстонского населения оказывается более разнородной, и любые группы в нем в процентном отношении редко достигают однородного доминирования.
Особенность же русскоязычной части населения республики - гомогенность. Т.е. здесь тоже встречаются самые разные
-129
уровни восприятия, оценок, потребностей и творческих возможностей. Но представлен каждый из этих уровней (от низшего до высшего) обычно не столь многочисленной группой, как то видно у коренного населения республики. В русскоязычном контингенте отдельные подходы и позиции, как правило, растворяются в господствующей тенденции, присущей большинству. Пока эта тенденция отражает некий общий средний подход, где изначальные национальные (или региональные) особенности мигрантов играют лишь второстепенную роль. В результате возникает некая наднациональная общность. Ее отличительные черты: миграционная активность (т.е. люди без больших проблем меняют свое первоначальное местожительства), приспособление к сложившимся условиям (или приспособление этих условий для себя). Массовая подверженность "модным" увлечениям - в том числе и в сфере искусства, причем, как правило, без заметного перехода с уровня потребления на уровень творчества.
Поскольку причиной миграции реже являются проблемы духовные, и чаще - материальные, то и сам культурный механизм новой общности начинает работать на уровне усредненных культурных стереотипов, с наибольшей легкостью воспринимаемых этой категорией людей. Такой подход дает себя знать даже во 2-ом или 3-ем поколениях, хотя на каждое последующее поколение среда накладывает уже свой отпечаток. И каким будет этот отпечаток, в немалой степени зависит от общей культурной политики в республике.
4. Описательные характеристики языковых массивов.
Различие культурных контекстов может быть особенно заметным при рассмотрении конкретных симпатий и антипатий людей (иерархия известности деятелей искусства), отношение к проявлениям той или иной национальной культуры. В то же время, общие условия существования способствуют совпадению в образе жизни. Так, например, и у русских, и у эстонцев одинаково
-130
значимое место в субъективных оценках респондентов занимает семейная жизнь и также однозначно оказывается в аутсайдерах такая форма времяпрепровождения как посещение ресторанов, дискотек (в иерархии "важности для жизни человека"). Русские несколько выше эстонцев оценивают роль чтения литературы, визитов в кинотеатр. У эстонцев, в свою очередь, чуть выше авторитет радио, большее значение придается хобби.