От Флоренского перенесемся к Окуджаве. B середине 2000-х гг. в Силезском университете была защищена кандидатская диссертация Анджея Поляка об исторических повестях и романах Окуджавы, а в 2006-м появилась весьма любопытная его монография о проблемах жанра и интертекстуальности в этих произведениях[6] (с библиографией, указателем имен и резюме на немецком и русском языках — последнее, увы, ниже всякой критики). Автор книги воспользовался популярной в последние годы версией интертекстуального метода исследования, которую предложил известный краковский теоретик литературы Рышард Ныч в статье “Меандры интертекстуальности: тексты, жанры, миры”[7] . Согласно этой концепции, любой художественный текст соотносится с тремя данностями: с другим текстом (текстами), с жанром (жанрами) и с реальной действительностью. А. Поляк попытался применить этот метод к исторической прозе Окуджавы, и, как мне кажется, попытка оказалась удачной и уж наверняка интересной и достойной внимания. В первую очередь молодой исследователь сопоставил изучаемые произведения с классическими текстами русской литературы XIX в. Герой Окуджавы, “бедный” Авросимов, напомнил автору монографии “раздваивающихся” петербургских мечтателей Достоевского, в первую очередь Голядкина; герой “Похождений Шипова” заставил вспомнить комбинаторов типа Чичикова; а князь Мятлев из “Путешествий дилетантов” вызвал ассоциации с Печориным. Исходя из той же логики, роман “Встреча с Бонапартом” обнаружил интертекстуальные связи с “Войной и миром”. Установив эти достаточно очевидные проявления классического “фона”, А. Поляк обратился к соотношениям текста с жанром и проанализировал историческую прозу Окуджавы в ее отношениях к сентиментальной и романтической традиции, к стилистике новеллы и водевиля, к “архитексту” русского исторического романа, к нелитературным письменным жанрам (имеется в виду разного рода стилизация, вводимая романистом в текст, — подражание стилю частных писем, дневников, казенных документов), а также к главным тенденциям развития русского литературного процесса XIX в. За пределами исследования остался, однако, третий аспект интертекстуальности в концепции Р. Ныча — отношения текста и реальной действительности.
Коль скоро я заговорил о Силезском университете, то позволю себе упомянуть еще две недавно вышедшие там книги, посвященные так называемой московской школе прозы, к которой причисляются такие писатели, как В.В. Орлов, В.С. Маканин и А.А. Ким. Cначала появилась книга Петра Фаста и Катажины Ястржембской “Раннее творчество Анатолия Кима: Некоторые проблемы поэтики и интерпретации”[8] (с библиографическим приложением “Анатолий Ким в Интернете”), а затем сборник статей “Московская школа в русской литературе”[9] (в том числе интервью с В.С. Маканиным, сопровожденное любопытной инскрипцией: “Подмосковье , сентябрь 2006 года”), под редакцией тех же двух авторов, посвященный творчеству всех упомянутых писателей. Обе книги составлены компетентно, со вкусом, легко читаются. И П. Фаст, и К. Ястржембская, и авторы сборника о московской школе прозы (Ванда Супа из Белостока, Беата Павлетко, Малгожата Божек и Анна Скотницкая из Силезии, Анна Станкевич из Даугавпилса и Ядвига Шимак-Рейфер из Кракова) действуют в рамках традиционного литературоведения, обращая внимание на такие конкретные и важные проблемы, как система пространственных моделей, система образов, “экзистенциальный пейзаж” (в повести В.С. Маканина “Лаз”), универсализм, лирическая гармонизация, повествовательная композиция, сюжет.
Еще одна книга о современном авторе, на этот раз монография, защищенная в качестве докторской диссертации. “Андрей Битов — человек, творчество, мысль”[10] (с фотографиями из личного архива писателя и резюме на английском и русском языках) — так называется это вполне достойное внимания исследование Тересы Дудек-Листван из Свентокшиской академии — бывшего пединститута в городе Кельце. Книга содержит подробную биографию писателя “на фоне эпохи”, характеристику трех периодов его творчества, анализ проблемы “человек в творчестве А.Г. Битова” и обширную главу, в которой представлена основная проблематика произведений петербургского прозаика в восприятии русской и западной критики. Монографию завершает достаточно содержательный фрагмент, озаглавленный “Silva rerum” и рассказывающий об отношении А.Г. Битова к Петербургу, к Пушкину, к культуре различных стран и народов и, наконец, к постмодернизму. Собственную точку зрения автор позволяет себе высказать с большой осторожностью и не часто.