— Володин? — спросил матрос.
— Убит он. Я вместо него, — ответил Булатов и подошел к матросу.
Матрос внимательно посмотрел на старшину, на его товарищей, вздохнул и закинул автомат за спину.
— А ты с катера? — спросил Булатов.
Матрос кивнул головой и полез в карман за кисетом.
— Потом покурим, веди на катер, — нетерпеливо сказал Булатов.
Матрос медленно свернул цигарку, послюнявил ее и сказал, прикурив от зажигалки:
— Нету катера… Только вышел вас встречать, прямое попадание…
Булатов машинально сел на груду камней. Теперь некуда торопиться: сзади фашисты, а впереди — необъятное Черное море… Выход только один — драться здесь…
— Тебя как звать? — спросил Булатов у матроса.
— Тринько, Федор.
— Специальность?
— Моторист.
— А ты, Федя, поподробнее! Когда бабушка замуж вышла? Кем был дедушка? Какую он трубку курил? Нашему старшине перед смертью это знать крайне необходимо! — зло сказал Казатини и безобразно выругался.
— Замолчите, Казатини! — повысил голос Булатов.
— Хватит, Вася! Отвоевались!.. Сделаем стратегическую паузу и дадим мозгам отдых. Ведь на том свете архангелы тоже с анкеты начнут! — одним дыханием выпалил Казатини, сорвал с груди автомат, небрежно положил его на землю около своих ног и начал отвинчивать крышку от фляги со спиртом.
Старшина растерялся: что делать? Если не обращать внимания на Карпа, то это уже развал дисциплины. А без нее они только четыре случайных человека.
— Положите флягу, — глухим голосом сказал Булатов.
— Выпью, тогда и положу, — беспечно ответил Казатини.
И тут Булатов не выдержал: приподнялся и ударил. Горько было Булатову, что оставляют они Севастополь, что сами разрушили свой аэродром. Обидно было старшине, что так глупо погиб катер, и теперь они — здоровые, сильные — попадутся в руки врага. И все свои чувства он вложил в этот удар. Казатини рухнул на землю.
Рядом лязгнул затвор автомата. Булатов оглянулся и увидел, как Тринько навел автомат на Казатини.
— Не смей, — крикнул в это время Платонов и вырвал автомат из рук Тринько.
— Нечего с предателем возиться, — процедил сквозь зубы Тринько, с ненавистью глядя на поднимающегося Казатини.
— Спокойнее, Тринько, спокойнее, — сказал Булатов и уже Платонову: — Отдай автомат. А ты, Казатини, запомни: повторится — сам пристрелю.
— Ладно, учту… И кого хотели напугать? Одессита!.. Тоже мне, нашли предателя, — ворчал Казатини, закрывая флягу.
И опять все сидели молча. Что же делать, что?
— Я предлагаю водой пробраться в Балаклаву, — наконец сказал Платонов.
— Водой, а сам плаваешь, как утюг!? — усмехнулся Казатини.
— Замолчи, Карп! — прикрикнул рассердившийся Платонов.
— Молчу, Женя, молчу. Высказывайся до конца.
План Платонова сводился к тому, что все они одевают спасательные пояса, уплывают в море и там, вдали от берегов, пробираются к Балаклаве. Потом — в партизанский отряд.
Только замолчал Платонов, как Тринько сказал:
— А я предлагаю на шлюпке в море идти… У маяка стоит полузатопленная.
— Ну и человек ты, Федор! — воскликнул Казатини. — Чем с автоматом на меня бросаться, доложил бы сразу!
Быстро спустились к морю. Скоро нашли и шлюпку — четверку. Она оказалась исправной. Только правый борт чуть пропускал воду. Нашлись и весла.
Воду выкачали, и вот уже шлюпка, рассекая носом волны, ходко удаляется от берега.
Рассвет пришел неожиданно: темное небо как-то вдруг побелело, и синеватая мгла стала прозрачной. А еще через несколько минут небо на востоке покрылось розоватыми пятнами. С каждой минутой их становилось все больше. Вот и само солнце поднялось над горами, разбросало свои лучи по поверхности моря.
Хотя моряки и гребли не переставая, шлюпка ушла от берега не далеко. Моряки видели и дымящиеся развалины города, и ползающие по его улицам машины.
Еще дружнее налегли на весла.
Вдруг утреннюю тишину разорвал свист приближающегося снаряда. Немного погодя за кормой шлюпки взметнулся первый белый столб воды. Осколки пронеслись над головой.
— По одиночной шлюпке бьют, черти! — не то возмутился, не то удивился Платонов.
— Навались! — прикрикнул на него Казатини.
И снова мерно вздымаются весла.
Немецкая пушка замолчала так же внезапно, как и открыла огонь. В наступившей тишине отчетливо слышны скрип уключин и тяжелое дыхание гребцов.