К р у м и н ь. И это все?
С а м а р о в - С т р у й с к и й. Все. С этими билетами всегда такая кутерьма…
К р у м и н ь (некоторое время что-то записывал, потом поднял глаза на Самарова-Струйского и усмехнулся). Ну… а как же вы решили с пьесой Маяковского «Мистерия-буфф»?
С а м а р о в - С т р у й с к и й. Да ведь вы сами говорите, что не было такого декрета… А тут сцену ломать… Нет уж, так сказать, покорно благодарю!
К р у м и н ь. Не пойму я вас, Фома Александрович. Вы такой уважаемый артист, а говорите то одно, то другое?
С а м а р о в - С т р у й с к и й (вскочил). А вы представляете себе, что такое театр?
Круминь почти умоляюще посмотрел на него.
Нет, вы не представляете себе, что такое театр! Спокон века крутились мы как белка в колесе! Были и народные глашатаи, и придворные шуты! Ставили «Разбойников» Шиллера и «Рука всевышнего отечество спасла»! Бросали гневные слова обличений и тут же ползали, подличали, пресмыкались, как рабы!.. О жалкий жребий! Но все равно, сквозь все намордники, невзирая на все барские милости, награды, подачки, которыми осыпали нас за унижение, несмотря на все это, имя русского актера звучит гордо, слышите вы — гордо! И в нем не умирает трибун!.. (Испугался.) Что? Что?
Пауза.
К р у м и н ь. Странная штука театр… Уж извините, что побеспокоил вас. (Уткнулся в бумаги.)
С а м а р о в - С т р у й с к и й (тихонечко). Простите… а пропуск на выход?
К р у м и н ь. А, да. Пропуск. Вот он. Пожалуйста.
С а м а р о в - С т р у й с к и й. Благодарю вас.
К р у м и н ь. Вы не туда идете. Это шкаф.
С а м а р о в - С т р у й с к и й. Совершенно справедливо, это шкаф.
К р у м и н ь. А дверь правее.
С а м а р о в - С т р у й с к и й. Именно правее. Нервы, знаете, нервы… Благодарю от души. У нас сегодня «Трильби». В роли гипнотизера Свенгали Мартини бесподобен. Приходите обязательно.
К р у м и н ь. Всего хорошего. (Стоит, провожая глазами уходящего актера, и, когда тот исчез за дверью, быстро выбегает из-за стола.) Фу-ты, ну-ты! (И начал яростно делать гимнастику.) Раз, два, три, четыре… (Выбрасывает ногу, руку.)
В таком виде его застает А н д р ю х и н.
(В бешенстве.) Черт те что!.. Наваждение. Фасоль в голове. Кошмар.
А н д р ю х и н. А ты бы еще одни сутки не спал! Что ты с ними валандаешься? Одинаково одна белая контра, и разговор с ними короткий.
К р у м и н ь. А у меня длинный. Постучи себя по головочке, пошевели мозгами… Страшный ты человек, Петро, дай тебе волю.
А н д р ю х и н. Ну, ты бывал и пострашнее меня, комиссар.
К р у м и н ь. Страшным быть не трудно. И рубить сплеча тоже. А только — какой поворот мы сейчас делаем?
А н д р ю х и н. К мирному времени подошли.
К р у м и н ь. Нет, не к мирному. Но к такому времени, когда мы с тобой не имеем права проморгать не то что друга, но и каждого, кто еще по глупости не с нами.
А н д р ю х и н (сумрачно). Жалко мне тебя, Янис. Допрыгаешься.
К р у м и н ь. Ладно трепаться. Давай-ка сюда Неховцева. Контра — как думаешь?
А н д р ю х и н (бодрее). Уж этот определенно контра. (Уходит.)
Круминь углубляется в бумаги, и, когда появляется С е р е ж а, он некоторое время подчеркнуто не обращает на него внимания.
С е р е ж а (кашлянув). Как прикажете понимать? Я арестован?
К р у м и н ь (не отрываясь от бумаг). Ваша фамилия?
С е р е ж а. Неховцев.
К р у м и н ь. Имя, отчество?
С е р е ж а. Сергей Тимофеевич.
К р у м и н ь. Год рождения?
С е р е ж а. Тысяча девятьсот третий.
К р у м и н ь. Социальное происхождение?
С е р е ж а. Сын профессора Московского университета.
К р у м и н ь (поднял на него глаза). Вам известно, что ваш друг Михаил Яловкин сегодня ночью убил сотрудника ЧК Дмитрия Волковича?
С е р е ж а (вспыхнул). Мне об этом только что сказали.
К р у м и н ь (снова стал перелистывать бумаги. И — как ни в чем не бывало). Давно работаете в Подотделе искусств?