Б л о к. Да, это я написал.
Б е л ы й. Чудовищно! В стихах о Прекрасной даме! Вы раздваиваетесь. Вижу ваш черный профиль. Это ваша тень. Она отделилась от вас и живет, неотступно следуя за вами и, по-видимому, действуя помимо вашей воли. Или на миг сознание покинуло вас?
Б л о к. О нет, я писал эти стихи сознательно, если вообще можно сознательно писать стихи. Наверное, нет?
Б е л ы й. А! Но бессознательное преступление страшней и ужасней, ибо значит, что оно гнездится в самой сущности человека.
Б л о к. Я согласен.
Б е л ы й. Тогда мой долг, хотя бы и вопреки торжеству ваших почитателей, для которых высокая страсть ненависти и любви не более чем ваш балаганчик, — тогда не только долг мой, но и честь моя ответить на вашу низкую измену одним словом: вызываю.
Б л о к (усмехнувшись). Я готов.
Б е л ы й. Мой секундант будет у вас сегодня вечером.
Б л о к. Хорошо.
Отвернулись, теперь они стоят спиной друг к другу. В темном провале сцены мерцают детали едва угадываемых предметов.
Б е л ы й. Насмешки ваши ничтожны. Но я надеюсь, что вы отдаете себе отчет в том, что этот мой вызов отнюдь не продиктован отношениями личными?
Б л о к. К черту.
Б е л ы й. А, это вас бесит! Еще бы! Вам известно, что о н а, кидаясь от меня к вам, не зная, не понимая, кого же она любит и с кем ей быть — то любит меня, то любит вас, то любит меня «по-земному», а вас, как сестра, то наоборот, — издергав, издергав душу мою, в конце концов решилась остаться с вами, поломала, скрутила чувства свои и мои… не знаю уж, под чьим нажимом…
Б л о к. Не советую продолжать.
Б е л ы й. Вы хотите с торжеством бросить мне в лицо, что я не более как слепец? Я не слепец! Я несчастен и одинок, но я не слепец! У меня не клюквенный сок, а кровь, я не паяц и не арлекин с бубенцами, я человек, у которого кровоточит рана. Вам неведомо это, как, может, никогда неведомо будет тем ничтожествам, для коих вы станете божеством, а я посмешищем, но — слышите ли, через муки свои, подминая боль сердца, я скажу без всякой пощады для себя и для вас — вы назвали ее картонной невестой и были близки к истине, но она хуже, она — кукла!
И оба разом повернулись друг к другу.
Б л о к. Я не разрешаю вам так говорить о Любе.
Б е л ы й. О, я готов бы схватить вас в объятья! Ура! Уж то-то всемирные пигмейчики чувств вдосталь похихикают, но уже не надо мной, а над вами, над вами, над вами! Во что превратилась ваша Прекрасная дама? Не возникнет ли она в туманах трущоб и бульваров? В какие бездны проваливается она?
Б л о к. Милостивый государь, Борис Николаевич! Ваше юродство я прекращаю. А то, что вы позволили произнести, заставляет меня, откинув ваше мальчишество, вызвать вас, и это уже не мистический вздор.
Б е л ы й. Извольте. Мой адрес — Караванная, меблированные комнаты. Они вам известны. Я готов.
Опять отвернулись.
Б л о к. Не слишком ли много слов? Как я устал.
Б е л ы й. Жизнь летит. Все скорей, все скорей жизнь летит. Вот золотое кружево пены обливает меня ледяным холодом. Надо плыть дальше. Но как? Но куда? (И вдруг, сжавшись в комочек, как подкошенный, как-то бочком, падает.)
Б л о к (подбегая к нему). Что с тобой? Боря! Ты болен?
Б е л ы й. Оставь меня. Не вижу места на земле. Ничего не вижу. Ослеп!
Б л о к. Успокойся, успокойся.
Б е л ы й. Ах, боже мой, как я несчастен!
Б л о к. Вижу. Сейчас мы пойдем к нам. Мы уложим тебя в постель…
Б е л ы й. Что ты, что ты… Я обещал ей, что не появлюсь у вас никогда, не встречусь с ней никогда и никогда, никогда не напомню ей о себе…
Б л о к. Ах, глупости, право. Я провожу тебя на Караванную, оттуда сбегаю к Любе, предупрежу ее, и ты увидишь, как она тебя встретит, и ты поживешь у нас, отдохнешь…
Б е л ы й. Брат мой, враг мой… Пути наши расходятся. И это так же неизбежно, как то, что рушится мир, — но мы с тобой видим это уже по-разному.
Б л о к. Да, Боря, пожалуй, по-разному…
Метель. Блок идет, запахнувшись в пальто, полы которого вздымает вьюга. Он пьян. Но боже избави изображать его пьяным. Он почти такой же; может быть, раскованнее его движения и, как мы увидим, гораздо более разговорчив, чем обычно. Иногда слова прорываются торопливо и бурно, чего никогда с ним не бывает в обычном состоянии. Вот и все.