Синее море [Пьесы]

Б л о к. К Мережковским? Ну так и скажите им там, что Блок-де поклона не передает. Блок-де нехорош. Самолично видели.

П и с а т е л ь. Нуте-с? Нуте-с?

Б л о к. Что — нуте-с? Пошлите их ко всем чертям! И поволоку я вас, кондово-русского, сквозь все метели, туманы, в лишь ощупью угадываемые переулки, поволоку, поволоку и брошу, и брошу в самый что ни на есть кромешный ад!.. Э! Да где же вы, где?..

Писатель в бобрах растворился, как сдуло его. И Блок побрел дальше, строгий, даже величественный. Туманы скрыли его. Смерчем закрутили белые лучи, взвились и вдруг остановились, стихли. В мутных лунных лучах возникла  В о л о х о в а. Она возникла на миг и исчезла. И снова появился  Б л о к.

Б л о к.

И каждый вечер в час назначенный
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне…

…И странной близостью закованный
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено…

Появляется человек в крылатке. Это  Е в г е н и й  П а в л о в и ч  И в а н о в, но сейчас, пожалуй, он фантастичен, как все в этот вечер, — фантастична его крылатка и он сам. Но это — друг (мы будем называть его Женей). Он порывисто устремляется к Блоку.

Ж е н я. Сойти с ума! Второй день я мечусь по городу! Тебя нигде нет! Клянусь, я уже не знал, что думать!.. Я догадывался, но пойми…

Б л о к. Тихо, Женя. (Наклонился к нему.) Пошлость таинственна, но я не боюсь ее. Напротив, я окунаюсь в нее и трезвею от всего, что кружило меня в молодости так глупо и преступно.

Ж е н я. Перестань терзать себя! Нет сил смотреть!

Б л о к. А что я могу поделать, если кидает меня то в одну, то в другую сторону, и я уже не знаю, где мираж, а где жизнь?.. Женя, это… ты?

Ж е н я. Это я, Саша…

Б л о к. Ну да, конечно. Женя, Женя! Тогда скажи мне, трезвый, добрый, ясный, видел ли ты, как…

В соседнем доме окна желты.
По вечерам — по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам…

…Я слышу все с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ…

Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули…

Ответь мне! Что это за дурацкая астрологическая башня, на которую я влез?.. Скорей, скорей из этих проклятых розовых кустов, спуститься в ров…

Ж е н я. Успокойся.

Б л о к. Спуститься в ров, в лунную голубую траву. В ров, в траву, к земле, к живому… Ветер волком воет в улицах, проститутки мерзнут, люди голодают, их гнут, душат, вешают, трудно, холодно, мерзко… (Вдруг.) Смотри! Вглядись! Что это там? Какое светлое, мерцающее пятно! Оно неудержимо тянет к себе! Что это? Большой плещущий флаг? Или сорванный ветром плакат? Пятно растет. Люди идут. Вереницей идут люди. Словно бы движущийся зубчатый лес в Шахматове. А дальше, а дальше?.. А впереди? Какой-то нимб возникает. Странно, странно… Неужели не видишь?

Ж е н я. Там никого нет, там только метель. Тебе мерещится, Саша. Успокойся…

Бьет двенадцать часов. И вновь возникает  В о л о х о в а.

В о л о х о в а.

Я в дольний мир вошла, как в ложу.
Театр взволнованный погас.
И я одна лишь мрак тревожу
Живым огнем крылатых глаз.

Они поют из темной ложи:
«Найди. Люби. Возьми. Умчи».
И все, кто властен и ничтожен,
Опустят предо мной мечи.

И все придут, как волны в море,
Как за грозой идет гроза.
Пылайте, траурные зори,
Мои крылатые глаза!..

Б л о к (Жене). Ты и ее не видишь?.. Сумасшедшая ночь, сумасшедшая ночь… (Идет к ней.)

Женя, уткнув рыжую бороду в воротник крылатки, остается неподвижным. Гаснут расплывчатые фонари над воображаемыми мостами, и весь этот зыбкий городской мираж уходит в тьму. И когда вновь загорается свет, он освещает одну из площадок сцены.

Утро. Петербургское, неяркое солнце высветило серые обои, окно. За столом сидит  Л ю б а. Чемодан стоит возле. Входит  Б л о к. Он не ждал ее.