— Зря она так тратится. Вас же только двое.
— Вот именно — двое. Ну когда Гриша, сын, при нас жил, другое дело. Он у нас аккуратист: по три раза в день сорочки меняет. И еще эти всякие футболки, тельняшки, плавки, носки, платки. Делов у матери — спасу нет. А мне лично что нужно: чтоб в хате мусорно не было. И все. Робу я себе при случае сам постираю.
— Видать, вы хороший муж.
— Да как сказать.
— Ей-богу, хороший, — подтвердила Клавдия Петровна и вдруг смутилась: с чего я это говорю. Хороший муж! А мне какое дело, что хороший. Еще подумает бог знает что. Еще вообразит, что я под него свои вдовьи клинья подбиваю. Нужен он мне…
— Вам еще налить? — спросила Клавдия Петровна, забыв от смущения, что Егор Семенович неизменно, при всех обстоятельствах выпивает по утрам две кружки. Норма у него такая.
— Как всегда, — спокойно сказал Грачев. Он не позволил себе удивиться, только чуть-чуть заметно изогнулась левая бровь.
— Извините, — спохватилась Клавдия Петровна. «Нехорошо. Кажется, обиделся». — Рассеянная что-то стала.
— Что ж, бывает, — благодушно улыбаясь, разрешил ей быть рассеянной Грачев. — Смотрю я на вас, Клавдия Петровна, здорово замотались вы, бедная.
— А я не бедная, — отрезала Клава. Опять не удержалась. Вот беда. Но Клавдия Петровна терпеть не может, когда ее жалеют. Особенно мужики. Знаем мы их жалость! Пожалел волк кобылу, все съел, оставил хвост да гриву. Так-то оно так, только покупатель здесь ни при чем. Нечего покупателю характер свой показывать.
— Поглядите, Егор Семенович, какая славная собачонка, — неестественно веселым голосом воскликнула Клавдия Петровна. И на тебе — еще больше смутилась. Снова сморозила. Господи, что же это я? Нашла кому говорить о собачонке. У-у, голова садовая! Некому тебя бить, некому учить, дурная баба, вот и распустилась.
Неужели Егор Семенович и сейчас ничего не понял? Думается, что понял, и если не все, то во всяком случае неприязнь Клавдии Петровны почувствовал. Не каменный ведь. Не чурбашка. Но разве можно обижаться на эту женщину? Тяжело ей — вот и фырчит. Бьется как рыба об лед, детишек тянет. Силенок мало — на одних нервах тянет. Уже, видать, вконец измочалилась, на последней ниточке держится. Грешно обижаться на такую.
Грачев чуть повернул голову и через плечо свое оглядел Принца. Небрежно оглядел, незаинтересованно.
— Да, ничего себе щенок. Мелкопородный, конечно, — сказал Егор Семенович, и аккуратно, ровно на две половинки разделил большую, до черноты прожаренную котлету. Грачев всегда приносит с собой закуску к пиву — два ломтя хлеба и две холодные котлеты. Одну он уже съел, а другую вот поделил с Принцем.
— На!
Принц шарахнулся, когда Грачев бросил на мостовую это угощение. Будто не ему бросил, а в него. Будто камень.
— Бери! — миролюбиво пригласил Грачев. — Бери, не стесняйся.
Клавдия Петровна поморщилась, прикусила губу и отвернулась. А что ей не понравилось? Чего она кривится? Никогда не угодишь нервной женщине.
Принц тоже поморщил носик, обнюхав котлетку. Гадость, конечно, но съесть надо, а то еще обидится человек. Принц зажмурил глаза — «будь что будет» — и единым махом заглотнул котлетку. До чего же противно — пересоленная, начесноченная, наперченная. И как только люди едят такое! А теперь еще поблагодарить надо доброго человека. Принц подпрыгнул и лизнул руку Грачева. Поблагодарил.
— Ну, ну, давай без слюней, — сказал Грачев и отер руку о штанину.
— Может, желаете руки помыть, пожалуйста, — предложила Клавдия Петровна.
— Обойдется, щенок чистый, — сказал Егор Семенович.
Клавдия Петровна принялась мыть посуду. Молча. Ей не хотелось сейчас разговаривать с Грачевым. Обслуживать его она обязана, а разговаривать не обязательно. В конце концов она продавец, а не конферансье.
Грачев отхлебнул пиво.
— Ничего себе, — одобрил он. — Но еще денька два подержите, вкус потеряется. Потому что не стойкое. Похоже, что торговлишка ваша нешибко идет. А, Клавдия Петровна, нешибко, говорю, идет? Так и план свой, похоже, не вытянете. Беда. — Он покосился на Клавдию Петровну, но та, склонившись над мойкой, как будто и не слышала его сочувственных слов. «Ишь ты, гордая какая!» — Но вы, того, не унывайте, — сказал Егор Семенович. — Сегодня по радио обещали — жара будет. Обещали, недели три продержится. А в жару пиво бойчее пойдет. Нарасхват. Но главное, конечно, чтобы у народа денежки свободные водились. Не будет свободных денежек — прокиснет пиво. Факт, прокиснет. Экономика. Некоторые себе только в получку разрешают. А в будни никогда. Но я так думаю, Клавдия Петровна, — для таких пиво так себе, баловство. А для меня оно, например, основной продукт. И для организма, и для политико-морального состояния. Такие, как я, для вашей торговли, можно сказать, основники. Опора. Вы бы для нашего брата, основника, что-нибудь придумали, Клавдия Петровна. А? Премию, что ли. Как месяц прошел — получайте, основник товарищ Грачев, вашу порцию бесплатно. С закуской. Бутерброд с паюсной икрой, например. Вот здорово было бы. Шучу, конечно. Шучу, но факт.