Нет, он не хлопнул дверью, хотя все ожидали, что он хлопнет. Он почти бесшумно притворил ее за собой. «Но это уже не имеет значения», — подумал опытный Борис Алексеевич. Теперь он уже не сомневался: ЧП. И еще какое ЧП.
— Ну вот видите, что вы наделали, — запоздало прикрикнул на своих подчиненных заведующий. Он был бы рад свалить на них всю вину за случившееся. Да что с них возьмешь! Все равно придется самому расхлебывать горькую кашу. Потому что руководитель. Ответчик за всех и за все. Теперь он нам выдаст, этот Грачев. И ведь сами виноваты — довели человека.
Борис Алексеевич не ошибся в своих худших предположениях. Минут через десять вошла секретарша, подала ему какую-то бумагу. Борис Алексеевич, не читая, только взглянул мельком, положил бумагу на стол, чистой стороной вверх.
— Могли и подождать.
— А как я могла, — сказала секретарша, — он такой злой.
— А вы сразу испугались, — усмехнулся Борис Алексеевич. — Все вы у меня храбрецы.
Некоторое время Борис Алексеевич еще слушал очередного оратора, но вдруг сорвался. Видно, и впрямь нервы у него развинтились.
— Я вам все время говорю — работать надо, товарищи, работать! А вы… Разве так готовят серьезный вопрос? Я вас спрашиваю — так? Тяп-ляп и сработано. Да все это на чистом фу-фу держится — дунешь — ничего не останется. Да вам что, вам бы только хиханьки да хаханьки, вам бы только над кем-нибудь посмеяться. Ну так вот что! Последний раз предупреждаю: я такой, с позволения сказать, работы не потерплю. Даю вам сорок восемь часов, и чтоб мне все в ажуре было. У меня все. Вы свободны.
Оставшись один, Борис Алексеевич выпил два стакана холодного боржома, чтобы хоть немного остудить сердце, поругал себя, но не очень крепко, за «вспышку», за несдержанность и только после этого перевернул так сильно взвинтившую его бумагу. Это было заявление Е. С. Грачева. Короткое. Короче такую бумажку не напишешь. «Прошу уволить по собственному желанию». Вообще-то заявление как заявление. Обычное. За 20 лет руководящей деятельности Борис Алексеевич повидал и такие и похуже. Сколько раз писал на уголке красным карандашом «В приказ», что обозначало «скатертью дорога». Не задумываясь писал. А тут задумался. И крепко. Ведь если Грачев будет настаивать, придется его уволить. Собственное желание гражданина Е. С. Грачева — закон. Уволить, понятно, нетрудно. А вот кем заменить Грачева — это вопрос. Загвоздка. Задача. Орешек. Кого, спрашивается, поставишь на его место? Кто пойдет на такую работу? Кого ты в наше время таким малоприятным занятием соблазнишь? Так что карандашиком не очень-то размахивай! Можешь что угодно написать на заявлении Грачева, но положение от этого не изменится. Можно при желании и вообще сократить эту штатную единицу. Мол, экономия средств. Еще похвалят тебя поначалу за рачительность. Ну, а потом что? Бродячих собак все равно надо вылавливать. А кто будет их ловить? Ну и положеньице. Хоть выписывай из США какого-нибудь безработного на место Грачева. Нелепо! А что же все-таки делать? Разбаловались наши люди. Никто не хочет грязной работой заниматься (это давние мысли Бориса Алексеевича. Тревожные мысли. Он уже не раз их высказывал. Как-то даже на большом ответственном совещании рискнул). А ведь это конфликт. Серьезный общественный конфликт. Как начнешь о нем думать — голова пухнет. Некоторые на него глаза закрывают. Отмахиваются. Да сколько ни отмахивайся… А Борису Алексеевичу и вовсе не отмахнуться. Нельзя. Должность не позволяет. Профессия. Положение.
Никуда не уйти Борису Алексеевичу от этого конфликта, нигде от него не спрятаться. Даже дома. На днях пятнадцатилетний Сережка заявил отцу: «Выбор сделан, папа. Решительный. Кончу школу, поступлю в архитектурный. Буду дворцы строить». «Какие дворцы, сынок?» «Всякие. Дворцы спорта, дворцы культуры, дворцы техники». «А что! Это дело. Это совсем неплохо — строить дворцы. Одобряю», — сказал Борис Алексеевич и про себя порадовался тому, что у него такой разумный, толковый сынок растет. Порадовался и чуть позавидовал — счастливый у меня Сережка, он своего добьется, он свое получит, а я… В юности Борис Алексеевич тоже мечтал строить дворцы, возводить новые города. Мечтал. А сегодня он целый день ухлопал на «утряску» занудливого вопроса об общественной уборной на приморском бульваре, которую олухи и лодыри довели до аварийного состояния. Аж голова трещит, такой это оказался непроворотливый вопрос. И хоть бы решили до конца, а то ведь и завтра придется тянуть эту канитель.
Борис Алексеевич вздохнул и уже без прежнего восхищения посмотрел на своего мечтательного сына. Сколько раз говорил себе: дома не смей вспоминать о служебных делах. Дома отдыхай — и только. Ну да, отдохнешь тут с ними. Настроение Бориса Алексеевича испортилось. Теперь уже Сережины планы на будущее не казались ему такими прекрасными.