— Ну это он шутил! Какой он тиран, — сказал Демин.
— Конечно, шутил. Он просто страшно совестливый был. И не хотел собой людей обременять. И стучал он мне, только когда ему совсем невмоготу становилось. Вот и этой ночью постучал. Нервно так постучал — три или четыре раза. А я, сонная, сонная, но сообразила, что ему очень плохо и, как полоумная, побежала наверх. Да ничем уже не помогла.
Внутри деревянной башни с часами что-то зашипело, заскрежетало — все-таки они были стары, эти часы, — а затем ударило в колокол. Половина восьмого. Женщина прикрыла окно и сказала:
— Пора собак выводить.
— Каких собак? — не понял Демин.
— Обыкновенных. Бульдогов, — удивляясь вопросу Демина, ответила женщина. И Демин понял, что вопрос его действительно неуместен. Как же он мог забыть о бульдогах Лапшина, когда он столько слышал о них. И сам Лапшин не раз, бывало, в присутствии Демина говорил о своих собаках, с нежностью говорил, с любовью и даже, что за ним прежде вообще не замечалось, с оттенком хвастовства. И от других Демин неоднократно слышал похвалу лапшинским собакам, и все сходились на том, что они умные-преумные, понятливые-препонятливые и разве что не говорят, а так все умеют. Исключительно одаренных этих собак Лапшин, как рассказывали в театре, приобрел совершенно случайно, на улице — увидел, что какая-то женщина продает их, и, не торгуясь, сразу взял обоих щенков, «чтобы не разлучать братьев», — как объяснил он потом.
Демин однажды видел лапшинских собак, но интереса к ним не проявил и какие они, не запомнил. И не потому, конечно, что видел их мельком, а потому, что вообще никогда не интересовался собаками. Был, правда, в раннем детстве один эпизод, но не из тех, что приятно вспоминать. Мать подарила тогда четырехлетнему Мишеньке пушистого щенка, и мальчик тотчас принялся извлекать из подарка удовольствие для себя. «Служи», — велел щенку мальчик, но неуклюжий несмышленыш этот еще и не знал даже, что означает слово «служи», да и зная, не смог бы служить, — он пока и на четырех лапках неуверенно передвигался, а на двух едва ли бы устоял. «Служи!» — требовал мальчик, а щенок вместо этого валился на спину. Мальчик побил неслуха, и тот так отчаянно заскулил, что сразу прибежала мать, отняла у сына щенка и отдала его другому мальчику — «хорошему мальчику, который любит животных».
Тогда Миша ужасно огорчился тем, что есть, оказывается, на свете мальчики лучше, чем он, — в последующие годы это его уже никак не трогало — и потому до самого вечера ревел и требовал, чтобы ему вернули щенка. Могло показаться, что мальчик уже и часа не проживет без любимой собачки, так безутешно он плакал, но наутро он даже не вспомнил о ней. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, мы же знаем, что он плакал не из-за собаки — Мише надоела эта глупая, скучная живая игрушка еще до того, как ее отняли у него, да и устал он от тщетных попыток научить ее уму-разуму. Потом, когда он стал солидным, седеющим режиссером М. Г. Деминым, мать, уже очень больная, уже уходящая, напомнила ему с грустной улыбкой о том случае, и Демин признал, что мать поступила тогда вполне справедливо, отняв у него полузамученного щенка. «Не умею я почему-то с ними», — сказал он матери. «Но почему? Ты же у меня не злой». «Не знаю почему, мама. Да только не получается». «А ты все же попробуй, — посоветовала добрая женщина. — Попробуй, сынок». «Нет, не смогу, не ощущаю потребности», — сказал Демин и сказал сущую правду: за полсотню прожитых уже лет он ни разу не пожелал завести себе собаку. Не то что Лапшин. Тому, как видите, одной собаки показалось мало, ему две потребовалось.
— Жалко мне этих бульдогов, — сказала Евдокия Ивановна. — Собаки — а вот до слез жалко. Осиротели они, несчастные.
— Баловал их, наверное, Лапшин? — спросил Демин.
— Да нет, не скажу, чтобы сильно баловал. Не без того, конечно, поиграет иногда с ними. Уставшие мужчины, я давно это заметила, любят возиться с собаками. Все одно, как мальчишки. Однако, когда нужно, он и строгость проявлял. Хозяйскую строгость. С воспитательным уклоном, конечно: лишнего «нельзя» не скажет, но если уж сказал «нельзя», то будьте добры, дорогие собачки, слушайтесь и выполняйте. Но зато и заботился Леонид Семенович о своих бульдогах тоже по-хозяйски. И чтоб чистые всегда ходили, и чтобы вовремя поели и вовремя погуляли. Вот, например, почему я сейчас всполошилась? А потому, что в такое время у них как раз утренняя прогулка начиналась, и не было случая, чтобы Леонид Семенович запоздал, — нет, не припомню такого — как на часах половина восьмого, я уже слышу, топают они себе втроем, в десять ног, вниз по лестнице. Быстренько топают, шумно. Спешат. А теперь что будет? — женщина вздохнула. — Ну, сегодня и завтра я за бульдожками присмотрю, а дальше? Знать бы, в какие руки они попадут, какие люди их купят.