Впрочем, это личный мотив. Это тоже про себя. И не дальше. Неделовое это рассуждение — детишки, вдовство, житейские трудности. У кого их нет, этих житейских трудностей. А потому будем считать, что раз ты при деле, при торговом деле, то главное для тебя — интерес покупателя. А вот он и пожаловал, один из самых ранних покупателей — Егор Семенович Грачев. Самый постоянный покупатель. Можно на часы не смотреть — в шесть тридцать он явится. Минута в минуту. В любой день, кроме выходных.
Егор Семенович — клиент уважительный, но и к себе требует уважения. Ну что ж, Клава его уважает, работа у нее такая, но в душе недолюбливает она почему-то Егора Грачева. Недолюбливает и побаивается. А чего его бояться, если подумать? Человек как человек. Солидный, не свистун какой-нибудь. При деле. Скорее всего нервы тут виноваты, бабья чувствительность. А ну их к бесу, все эти бабские штучки-мучки. Если в корень глядеть, то Клава вам не баба, а мужик в юбке, кормилец семейства. Вот так!
— С добрым утром, Егор Семенович, — приветливо улыбаясь, говорит Клавдия Петровна и подставляет тяжелую кружку под кран.
— Доброе утро, Клавдия Петровна, — тоже улыбаясь, отвечает Егор Семенович. Он снимает с лысой головы помятую капитанку с потемневшим «крабом» и кладет ее на стойку по левую руку. Он никогда не приступит к завтраку, не сняв фуражку. Может, другим это безразлично, а Клаве приятно. Хамов она на своем веку повидала. А это мужчина воспитанный, не только к людям, но и к трудовому хлебу людей относится почтительно, с полным уважением.
Видать, все же недурной он человек, Егор Семенович Грачев. Должно быть, недурной.
2
Но прежде чем рассказать, какой он на самом деле человек — Егор Семенович, главное действующее лицо моей небольшой повести, я хочу представить вам другого ее «героя», правда, второстепенного, но чем-то очень мне симпатичного, доброго, веселого Принца. Вероятно, вы уже догадались, что это не настоящий принц. Сами посудите, откуда бы взяться настоящему принцу в нашем приморском советском городе. Заезжие принцы у нас, конечно, бывают, главным образом из дружественных нам стран Азии и Африки. А своих принцев у нас никогда не было, нет и не будет. Словом, принц — это прозвище, кличка. Принц — это собака. Еще не совсем взрослая собака, но уже не сосунок. Подросточек.
Принц родился пять месяцев назад на этой же Синопской улице, только на другом ее конце. Там, у крутого обрыва над морем, высокий забор из крепких, одна к одной досок, а поверх этих досок еще натянута колючая проволока (ох, эта колючая проволока! Мне за пятьдесят, но я всю свою жизнь то и дело натыкаюсь на нее. После первой мировой и гражданской в нашей местности, и в городе и в деревне, такой проволокой были обнесены почти все частные владения — сады, усадьбы, дворы и огороды. Те войны оставили в наследство этого добра столько, что его хватило надолго. Не успела ту колючую проволоку съесть ржавчина, как грянула новая война. Сгинула и эта война. Сломали мы ее. Век бы не видеть теперь мне колючую проволоку. Так нет. Нашлись людишки, которым она понадобилась, чтобы отгородиться ею от нас, от нашей жизни, от людей. И вот нет-нет, да и натыкаюсь я на заборы из колючей проволоки, и снова напоминает она мне о войнах и других бедах. Проклятая! Ненавижу!). Так вот, за тем забором — любовно ухоженный фруктовый сад корней на сто, а в саду домик. Ну я вам скажу, это домик! Чудо! Домик-иностранец. Но какой-то неопределенной нации, так что вернее всего — космополит. Один мой приятель, увидев это сооружение, поразился и, заикаясь от удивления, едва выговорил трудное слово — коктейль. И верно — это какой-то коктейль из разных архитектурных стилей — намешано, наболтано, а что на что, что для чего, сам черт не разберет.