Машину парню не видать: вломилась во влажную береговую заросль. Зато скоро послышалась музыка. Приемник включили.
Парень распрямился. Слушает. Щурится и улыбается. Качает головой. Всё понимает. И досадует на свою одинокую долю в этот июньский вечер. И счастлив своей работой, силой, своим лесом.
Но всё же завидно. Тюкнет топором, опять послушает. Поставил столб: «Граждане! Будьте осторожны в лесу с огнем». Махнул рукой:
— А! Всё известно. Разве хоть одна устоит перед «Волгой»...
Вдруг Майка вышла из тех кустов, где музыка. Она ступает каблуками-копытцами шатко, нетвердо по лесному песку.
Лесник во все глаза глядит на. Майку. Расцвел. Майка спешит. За ромашкой присела. Парень уминает сапогами грунт у только зарытого столба. Он кивает вслед Майке и поощряет ее тихим голосом:
— Давай, давай, топай, топай…
Паша Францев сидит в пивном баре, что возле Думы на Невском. Он занял место на тумбе за стойкой и уже заметно хмельной.
Справа от Паши, тоже на тумбах, сидит пара: он хорошо побрит и упитан, лет сорока, в белой сорочке, с галстуком. Она моложе, чем он. Они пиво заедают соломкой. Он строго глядит в свой бокал и говорит:
— ...Приходишь домой, садишься за телевизор. Швейцария высокоразвитая страна в техническом отношении, но там не производят телевизоров. И не ввозят. Потому что в этом видят бедствие для нации. Я когда был мальчишка, у нас на всю область был один аэроплан, и тот, кому удалось его поглядеть, считался счастливчиком. А теперешний мальчишка — что? Телевизор ему и зрение портит, и мозги набок скручивает.
Женщина слабо возражает:
— Ну всё же кое-что дает. К искусству приобщаются...
Мужчина не слушает. Он развивает свою идею дальше:
— У нас всё должно идти как заведено. Не так ешь. Не так сел. Не так встал. Не так поглядел. Она считает своим долгом делать мне замечания. Я подчиняюсь установленному распорядку. Но ведь жизнь-то идет. Одно и то же изо дня в день. Приходишь с работы — на работе я принадлежу коллективу, — а вне работы она почему-то считает своим долгом регулировать мою жизнь. А ведь я уже далеко не мальчик...
— Конечно, вы не мальчик, — спокойно соглашается женщина.
— Девушка! — зовет Францев. — Еще две бутылки «Ленинградского!»
— Может быть, вам хватит?
— Почему вы регулируете мою жизнь? — возмущается Францев. — Я уже далеко не мальчик.
— Это последние я вам даю. Больше ничего не будет.
Пашин сосед справа тускло поглядел на Францева и отвернулся. Продолжает свое:
— Я — продукт эпохи...
— Вы — продукт эпохи, — соглашается женщина.
Паша Францев морщится и трет себе виски кулаками.
— Если ты продукт, — говорит Паша, глядя в свое пиво, — так садись в авоську! А ты тоже продукт? — Францев повернулся к левому соседу.
Слева сидит на тумбе белобровый парень с косыночкой на шее. Он крутит головой и с готовностью расцветает.
— Ай эм сейлор. Мат-рос. Финланд. Суоми...
— Я — продукт собственного духа, воли и сознания, — говорит Паша матросу. — Я — рабочий. И всё. И точка. А ты матрос. Давай с тобой выпьем.
Матрос обрадованно подставляет свой бокал под бутылку с ленинградским пивом.
Человек справа, не меняя тона, глядя в среднюю точку между своим бокалом и бокалом соседки, толкует:
— Современные моралисты утверждают в своих лекциях, что преступники вырастают преимущественно в обеспеченных семьях. А на самом деле наибольшее число пьяниц и всяческих безобразников — это рабочие. Вот полюбуйтесь на него, — человек имеет в виду Пашу, — сейчас он напьется, будет прохожих задевать, а завтра — прогул. А потом скамья подсудимых. Отбудет срок — и ставь на нем крест.
Вылезла из густеры «Волга». Радиатор у нее редкозубый, а фары желтые. Будто лицо, лупоглазое и плотоядное. Широков подрулил к леснику. Прочел надпись на вновь поставленном щите.
Глядит на лесника немного растерянно, будто участия ищет.
Лесник ликует, злорадствует:
— Девочку-то упустил? Ушла девочка?
— Никуда она не уйдет.
Широков вильнул рулем, погнал машину прочь от лесника.
...Лесник идет, глядит себе под ноги, а там на серой боровой супеси тянется козий след — цепочка лунок прошита острыми каблучками. Цепочка примята машинным следом, но не пропала.
Лесник будто звериную вязь на тропе читает. Он волнуется и спешит, страшится и предвкушает. Вдруг оборвалась цепочка. Видно: девушка мялась на месте, колола каблуками пятачок на дороге. И машина тут же стояла и мужские ботинки топтались,