— Ну тогда давай вкалывай. А весла для меня найдутся?
— Иди, посмотри в эллинге. — Паша кидает Широкову ключ.
Они несут вдвоем парную двойку. Обшарпана лодочка. Видала виды.
Пустили ее на воду. Сели.
— Фалышборт вон весь распорот, — говорит Широков.
— Ладно. Не на парад идем.
Гребут. Лопатки весел сшибают брызги с остроголовых маленьких волн. Свежо на воде. Рябь. Идут по Крестовке. Внизу черным-черно. Потемки.
— Вальки, вальки не задерживай! — командует Паша. — Живее выбрасывай. — Он глядит на чемпионскую спину. Очень еще сильная спина. И руки, и шея... Всё работает ровно, и, кажется, никогда не кончиться этой работе. Станок.
Загляделся. Ритм потерял. Широков отъехал на сляйде, ткнулся в Пашины весла.
— Аккуратнее работай! Первый раз в лодку сел? — Что бы ни было, Широков серьезно относится к спорту.
Дальше идут. Францев хоть злится, а старается. Он тоже спортсмен.
— Да я что, новичок, — говорит Францев, — вот схвачу рака, перевернется лодка, а водичка, наверное, плюс десять...
— Я полста раз переворачивался, пока научился гресть. В заливе в ноябре купался.
Пошли под Елагин мост.
На пляже, конечно, пенсионер в плавках... Ему необходимо поддержать в себе затухающий тонус. Он верит в свое омоложение с помощью холодной воды.
— Упорный папаша, — говорит Францев, — его тут можно на должность статуи взять. Будет изображать какого-нибудь Зевса. Погода на него всё равно не действует.
— У статуи должна быть мускулатура как следует. А так — что это? Человек должен до старости сохранять спортивную форму.
— А он, может быть, доктор технических наук. Или просто работяга был, за станком лет тридцать подряд... О форме не позаботился.
— Это ничего не значит, что доктор. Ботвинник тоже доктор...
Приноровились друг к другу. Славно гребут. В лад. Огибают парк культуры. На стрелке каменный лев носом к морю.
Положили весла на воду. С моря гонит в устье острую рябь.
— А ты институт-то свой закончил? — спросил Паша. — Я читаю в газетах, про тебя всё пишут: студент да студент...
— Два экзамена нужно досдать и три зачета. Тогда можно диплом защищать. Не от меня же зависит. Как раз всегда совпадает: как сессия — мне на сбор ехать.
— Ну, это хорошо в институте, а если бы ты работать стал? Ты бы ведь дисквалифицировался...
Паша выспрашивает Широкова пристрастно и требовательно.
Широкова не смутишь таким допросом:
— Я добыл золотишка. Олимпийскую медаль привез. Ты что думаешь, это так просто? Команде, знаешь, как были нужны очки! И вообще, для всего государства...
— Да нет. Я не о том тебя спрашиваю. Я вот думаю, может хватить этого для человека, если он только и умеет в жизни, что веслами махать?
— Почему это махать? Если махать будет, он в сборную Союза не попадет.
Паша глядит на берег и на воду, будто прикидывает расстояние.
— Будешь выступать в гонках? — спрашивает Францев.
Широков отвечает неуверенно:
— Не знаю... Это не от меня одного зависит...
Паша вдруг давнул на валёк, лодка сыграла набок.
Широков тотчас сбалансировал веслами. Реакция у него электронная. Не перевернешь... Обернулся:
— Не шали.
— Да вот, вертлюг заедает.
— Не приучайся свою дурость на вертлюг сваливать, не поможет.
Паша немного сконфужен. Надо как-то поправить дело.
— Ну что, до Лахты сходим? — говорит он грубо и хмуро.
— Пошли.
Грести в заливе — не то что по гладкой Крестовке: волна. Трудно грести.
У Широкова лицо неподвижно. Он не видит ни моря, ни берегов, он не думает, только пишут эллипсы вальки весел. Тело соскучилось по работе.
А Паше Францеву грести не только плохо, но даже и больно. Он страдает, потому что утомил свои мышцы, потому что не его воля в лодке и нельзя дать себе послабление. По лицу видать, как больно Паше грести.
— Повернем? — через плечо спрашивает Широков.
— Что, сдох? До Лахты хотели.
Гребут далыше.
Ветер будто заходит с тылу, чтобы отрезать лодку от островов. По воде еще нельзя судить о новой силе ветра, вода будто даже притихла, рябь прилегла. Тучу разворошило ветром, погнало, как большую стаю скворцов, над морем.
— Фальшборт рваный. По волне нельзя! — Это Широков кричит.
— Табань загребным! — командует Паша,
Он разворачивает лодку. Широков табанит.
Море расходится понемногу. Вот первый гребешок на волне забелелся. Быстро погас. Второй дольше белеется.
Лодка теперь идет к островам. Ветер бьет поперек хода лодки, сносит ее к лахтинским камышам.
Гребешок ткнулся в борт, перепрыгнул, плеснул в дыру на обшивке.