Еще плеснул. Еще...
— Держи баланс! — приказывает Широков.
Паша стиснул вальки, уперся в море веслами, как руками.
Широков тянется заткнуть дыру своей вязаной шапкой. Заткнул. Крикнул:
— Жми, как можешь!
...Ни на одной гонке не давал Широков такого темпа, как сейчас.
Большая волна вздулась рядом. Идет. Оба враз подняли вальки, поднялся борт... Волна словно подсела под лодку, лодка взлетела и скатилась по отлогому боку волны. Следом еще волна. Потопила корму. Унесла шапку-затычку.
— Держи баланс! — Широков закинул руку за спину, сгреб свой свитер и сдернул его. Опять заткнул прореху в фальшборте.
...Очень далеко стрелка Елагина острова. Ее теперь не видать вовсе, столько навесило дождя и хмурости.
Водой выхватило свитер из прорехи.
Кормовой отсек полон воды.
— Ноги освободи! — кричит Широков.
...Корму уже не видать. Огрузла. Лодка вдруг словно присела. Подержалась минуту, задравши нос, и скользнула под воду. Кормой вперед пошла. Всё круче...
Паша только принялся ремни на подножках расшнуровывать... Не успел. Вместе с лодкой нырнул под воду.
Широков остался на воде, закружил на месте.
Ветер, как налетел разом, так же быстро и утих. Прояснело. Стал виден лахтинский берег. Далеко и низко. Электричка ползет...
Францев вынырнул, видит: Широков держится за лодку руками, толкает ее перед собой. Плывет. Сильно бьет ногами по воде.
Паше становится лучше. Он догоняет Широкова. Тот оборачивается к нему:
— Ничего... Я тут в ноябре купался...
— Лодку брось! — кричит Паша. — На моторке за ней сходим!
...Электричка всё ползет, ползет по берегу. Сейчас уползет.
— Мы потонем... — Это Паша сказал. А может быть, не сказал, подумал. Только губами пошевелил. Очень больно жмет холодом, и не понять: плывешь, не плывешь. На берег сколько ни гляди, он всё такой же низкий. Чужая земля. Другая планета.
Широков плывет немного впереди, он часто оборачивается, глядит из-за плеча на Пашу. Паша кивает ему, тужится улыбнуться. Но улыбка не получается у него.
Идет занятие в академическом натурном классе. Натурщица сидит на возвышенном месте, открытая для всех студентов. Конечно, ее дозволено видеть только лишь студентам, потому что им надо знать азбуку линий, пропорций и форм. Посторонних и праздных нельзя допускать в натурный класс, а если в кино показать, то нужно найти такой ракурсе, чтобы присутствие натурщицы лишь подразумевалось, а на экране была видна, главным образом, серьезность работы, обучение ремеслу.
Еще не включили паровое отопление, начало сезона не объявлено. В классе холодно. Натурщица молоденькая, только начинает работать в Академии художеств. Стесняется. Капелька пота, от стеснения, медленно прокатилась по шее, так и осталась на плече; плечо покатое.
Изучают натуру пытливо и сумрачно три китайца. Рисуют.
Девушка, одетая и причесанная просто, из Сыктывкара приехала, смотрит как бы вскользь, а рисует старательно, медленно.
Юноша с бородой устало смотрит в окошко.
Черноволосый южанин рисует с некоторой лихорадочностью.
Рисуют девушки, причесанные гладко. Девушки, взбившие себе волосы, как одуванчики...
Рисуют юноши.
Рисует Майка.
Она вглядывается в натурщицу, но на листе бумаги у нее получается другое. Она видит сейчас парня. У него длинные брови, приподняты уголки рта. Это — признак упрямства, пытливости в жизни и детской непоседливости.
Майка рисует Пашу Францева. Он стоит тонкий, стремительный и сильный, как лодка-скиф. Оперся на весла.
К Майке подходит преподаватель, длинноволосый человек с выпуклыми, темнеющими веками. Он некоторое время молча глядит на Майкину работу.
Майка смущена, что-то такое штрихует.
— Меньше эмоций, меньше эмоций, Копылова, — говорит преподаватель. — Больше анатомической целесообразности. Вы хотите выразить прежде всего не модель, а свое отношение к модели. Не торопитесь, Копылова! Ограничьте себя академической целью. Вот, прошу вас, модель. — Преподаватель приглашает Майку взглянуть на натурщицу.
Натурщица не меняет позы, только губы облизывает.
— Я не могу себя больше ограничивать, Никодим Эрастович, — говорит Майка и смотрит на свой рисунок.
Паша плывет, лицо запрокидывает. Ему очень трудно держаться, он вытягивает подбородок, а вода уже всё равно у самых губ, и надо стискивать губы, чтобы не глотнуть эту пахнущую нефтью пресную воду.
Плывет Широков. Ногу судорогой свело. Поджал ее к животу, массирует. Посмотрел назад, а Паши нет вовсе. Пустое море. Рванул саженками к тому месту, где только вот виднелась его голова. Успел хватить за свитер. Вытянул на поверхность.