Глаза у Паши раскрыты, но уже не видят. Руками шарит, мертво вцепился Широкову в рукав.
Широков замахнулся и сильно ткнул Пашу в лицо. Тот дернулся и будто ожил. Посмотрел. Распустил хватку. Опять пошел вниз.
— Эй, парень! — кричит Широков. — Держись, гад! Держись за мое плечо и работай ногами!
Францев глядит прямо, близко в глаза Широкову и молчит.
Но кладет руки на плечи чемпиону. Тот взваливает его к себе на спину. Плывет. Опять судорога...
Стоит у ограды гребного клуба трехколесный Пашин мотороллер: «рыба». Пристроилась к нему широковская «Волга». Пустынно на Крестовском острове. Не видать ни души.
Бригада Пушкаря моется после смены. В одной душевой кабине Пушкарь и Олег Холодов, в другой, рядышком, Севочка Лакшин с Володей Рубиным. Самих-то не видать за переборками, только босые ноги в нижнем проеме.
— Олег, тебе с бригадиром не тесно? — Голос Севочкин. — Пушкарь худо-бедно пузо накопил...
— Ты бригадиру спинку потри! — Это Володя Рубин.
— Пятки почеши! — Севочка...
В бригадирской кабинке молчок. Только хлюпанье и фырчанье воды, да радостное кряхтенье.
— Я сегодня во сне Пашу видел, — сообщает Рубин. — Утром хотел рассказать, да сел письмо дописывать, вчера начато было... Будто у нас в цехе кран, такой, как в литейном. А Пашка к нам с крана на парашюте прыгает, понял? Парашют отцепил — и сразу к Пушкарю... Я, говорит, вас награждаю за третье место по гребле утешительным призом. А сам достал из-за пазухи кошку... Черная такая, с белым... Приложил кошку к груди Пушкаря, она так и прицепилась.
— Ха-ха-ха! — Уже воды не слыхать, токарям весело.
— Ребятишки! — кричит Севочка. — Давайте Пашке темную сделаем. Этому рыбаку... Шины на его мотороллере все проколем... Или подсадим в его сундук нашей вахтерши кошку. Она там его рыбку пофарширует. Хватит Пашке рыбачить!
— А ты кому письмо-то, Рубин, писал? — Серьезный голос бригадира... — Ты чего от бригады скрываешь?..
— Я женюсь послезавтра, — говорит Рубин. — Как раз в субботу ходили в загс, теперь у меня испытательный срок, а послезавтра — всё... Амба!
— Вовочка женится!
— От дает!
— На ком?
— Кому такое счастье привалило?
Опять не слышно воды. Смеются ребята. Только у жениха голос как всегда ровный, чуть хриповатый:
— Когда Пашку в газету вывесили, я ходил смотреть. Мне там на фотокарточке понравилась Раиса Иванова. Да? Стихи тоже: «Мы говорим тебе сурово, понял? Не будь стилягой, Иванова». Я в тот же вечер в «Уран» на танцы. Да? У меня там дружинники ребята все знакомые. Попросил их, чтобы показали, если что... Две девочки пришли, похожие на фотографию... Одна оказалась Колышкина, другая литовка, Уркимайте или как-то так... Три недели она ни разу не пришла. А как пришла, я сразу почувствовал, что она... Биотоки сыграли свою роль, понял? Да? Я к ней — «разрешите вас!» А она: «Я не танцую». Я ей сразу свое удостоверение дружинника — раз! «Прошу пройти со мной». И увел ее с танцев. «Вас, говорю, вызывают в штаб»... Взял такси и привез ее в кафе «Буратино»...
— Качать жениха! — кричит Севочка Лакшин.
— Качать!
Вся бригада уже в одной кабине. Четыре пары ног топчутся вперемешку.
Плывут Широков и Францев. Паша уткнулся носом в затылок Широкову, будто спит. А затылок всё ниже, ниже... Сейчас скроется под водой... Скрылся.
Францев макнул лицо в море, прянул в сторону от Широкова. Тот вынырнул. Хотел на дно встать, нет больше сил тащить Пашу. Дна не достал.
Паша весь в брызгах. Лупит по воде.
— Ты плыви! — кричит он. — Ты олимпийский... Ты еще будешь... Тебе нельзя утонуть... Я сам. Я рабочий. Я — токарь седьмого разряда... Я сам...
Широков держит Пашу, тянет его к себе...
— Я тебя убью! — грозится он с ненавистью. — Ты держись за меня, сволочь, или я тебя покалечу!
Широков выгребает и злобится всё больше. Это в нем оживает прежняя, сработавшаяся за годы ярость победителя.
— Я вас всех... — шепчет Широков. — Я вас всех...
— Ты плыви, — говорит Францев, — я сам...
Широков уже не слышит его. Он опять глотнул воды. И вдруг достал дно. Он толкнулся о дно двумя ногами, выскочил из воды, упал на воду, опять выскочил...
— Живые!
...Широков волочит за собой Пашу. По мелководью. По болоту. По камышам. Он рвется к сухому, надежному берегу и задыхается и скрипит зубами и плачет: «Я вас всех...»
Они сидят на асфальте Приморской шоссейки. Широков поджал ноги. Паша прислонился к нему спиной. Ноги у Паши раскинуты, как неживые.