— ...А я плыл, знаешь, думал, уже не буду заниматься греблей... — Паша говорит тихо, ровно, и в голосе его еще как бы слышится скрип. — Я ведь это так только себя гонял, каждый день на одиночке по двадцать километров проходил, чтобы тебя победить. А зачем мне тебя побеждать? Я рабочий. Я и с завода ушел из-за гребли. Готов был по суткам из лодки не выходить... Сейчас плыл и понял... Если выплывем, думал, я сразу же на завод вернусь. К ребятам.
— Мы с тобой в парной двойке будем весной работать, — говорит Широков. — Мы их еще всех уделаем... У тебя есть гребок, ритм ты чувствуешь...
— Я бы без тебя утонул, — говорит Паша, — ты сильнее меня в два раза, а я плыву, и мне всё равно. Зачем мне за тобой гоняться? Я буду на заводе работать. В бригаде у Пушкаря. Ты мою девушку увез на «Волге». Я хотел с тобой рассчитаться, а когда плыл, понял, что всё это ни к чему.
— Это такую, что в голубеньких брюках? Это что, твоя девушка?
— Она не моя девушка. Я рабочий. А ты олимпийский чемпион. Ей хочется с чемпионом. Я бы, наверно, мог тебя победить, а теперь всё равно. Это всё не мое. Другое...
— Я с твоей девушкой ничего не имел. Мало ли кого я мог в машине подвезти? Ты ничего такого об этом не думай.
— Я об этой девушке слишком хорошо думал... Надо было иначе думать. А иначе я не мог.
Накатывает шкодовский грузовик. Широков стоит на шоссейке с поднятой рукой. Издалека слышно, как притормаживает машина.
Широков с одной стороны, шофер с другой приобняли Пашу, сажают его в кабину.
«Шкода» пахну́ла синим дымом, пошла в ту сторону, где над низкорослым издалека Ленинградом виден большой гриб Исаакия.
В калитке гребного клуба стоит Майка. Она видит всё разом: и грузовик «Шкоду» и «Волгу», и мотороллер, и олимпийского чемпиона Широкова, и перемазанный болотной слизью его костюм. Она видит Пашу Францева. Она понимает, что Паша в беде. Она еще не знает, как помочь ему, а только смотрит, как вылезает он из кабины, и в глазах у нее любовь, и готовность помочь, и даже радость самопожертвования. Она, как всякая женщина, хочет послужить своему любимому.
Паша через плечо Широкова смотрит на Майку. Она идет к нему и говорит:
— Павлуша... Павлушенька... Тебе больно, да? Ты мог утонуть, да? Тебе нужно скорее переодеться...
— Меня спас вот, Роман... — Францев опирается на плечо Широкова. — На воде он меня сильнее. А на суше неизвестно... — Паша улыбается.
— Ты сильнее всех на суше, — говорит Майка серьезно.
— Ну, корешки, — шофер машет рукой из высокой шкодовской кабины, — вам теперь надо тяпнуть по сто пятьдесят для согревания двигателей, а я поехал получать медаль «За спасение утопающих». Будьте живы!
«Шкода» пятится.
Паша и Майка стоят друг против друга. Майка говорит быстро и строго:
— Я тебя люблю, Павлуша. Я очень, очень перед тобой виновата. Я тебя очень сильно люблю. Я тогда еще не знала, что могу так любить.
Паша берет Майкино лицо в свои ладони, приближает его к себе и говорит своим новым, тихим голосом :
— Когда я сегодня хлебнул воды, а Широков тащил меня на спине, я думал про тебя, а еще про ребят и про свой цех. Я уже по сути дела был утопленник, всё, всё утонуло, только это и осталось. А смерти я так и не испугался. Я ее не почувствовал. Не поверил. Только про тебя думал и про ребят.
Майка ткнулась Паше в плечо. Плачет.
— Мало сырости, да? Еще нужно промокнуть? Идем переодеваться. — Широков открыл дверцу машины, ждет.
Майка помогает Паше идти.
...Вот уже все трое в машине.
— Ко мне сейчас поедем на квартиру, — говорит Широков, — у меня ванну примешь, как раз по пути, на Загородном бутылку возьмем. Нужно согреться.
— Нет, — говорит Паша, — бутылку мы возьмем и поедем в общежитие к ребятам. У них как раз смена кончилась. Знаешь, какие это ребята? Вот Майка знает.
Мотоцикл ЯВА загнан в кусты, но всё же виден с дороги. Идет дед с топором за поясом, с лесниковской бляхой на робе. Вот он заметил мотоцикл и крадется. Им руководит служебная рьяность, а может быть, это старческое любопытство.
Дед оглядывает мотоцикл, раздвигает ветки, идет дальше по лесу. Он останавливается под елкой и смотрит. Глаза у него голубенькие, дальнозоркие, от старости замутились слезой.
Он видит парня и девушку. Они стоят над рыжей от солнца речкой, держатся за руки.
Дед выходит к ним и наказывает сурово:
— Костер разводить будете — чтобы погасили! У меня тут пятнадцать кварталов у обходе. Усякий теперь у лес норовить. Хто костер запалить, а хто так побалуеть. Дело молодое, хто мотоцикл покупаеть, а у кого средств нет, тот пеший топаеть... А мне лесоохрану нести...