— Нет.
— Ты — курок. Слушайся и перестань вспыхивать!
Я хотела взорвать все, я боялась, что желание разорвет меня. Это было хуже необходимости слушаться. Я потянула из диска боль, чтобы вспыхивать было нечем. Пинвиум скулил, кричал в моей голове. Он хотел мою боль. Хотел управлять мной.
Помоги мне, кусок голубого металла. Помоги, и мы оба победим.
Я не могла подчиниться. Мне нужен был компромисс, чтобы диск и боль получили желаемое и оставили меня в покое. Я представила, как вокруг оков растут маленькие одуванчики. Осторожно подуть, чтобы отлетела лишь часть семян.
Вжих.
Забиратели закричали. Пинвиум заскулил сильнее, пол дрожал под ногами.
— Сэр, держитесь, мы заберем вас отсюда!
Сапоги топали по камню. Тащили тела. Хлопали дверями.
Я прижала ладони к пинвиуму. Забиратели проснулись, их глаза были огромными и испуганными. Они боролись с оковами. Нужно было вспыхнуть. Я сосредоточилась на металле, приковывающем нас к диску.
Вжих.
Забиратели закричали и дернулись в оковах. Некоторые упали на пол, оковы сломались.
— Бегите, — процедила я, борясь с желанием вспыхнуть снова. Оно давило желание подчиниться герцогу, Винноту, даже себе. Забиратели отпрянули, выглядя растерянно. Некоторые пошли к двери. Другие шатались и падали.
Я прижала ладони к пинвиуму, диск сиял темно-синим под металлом, как письмена на печи. Воздух мерцал над ним, земля гудела под ним. Металл выглядел раскаленным, но пинвиум был не горячее камня летом. Теплый, но не обжигал.
Меня.
Боль полилась из диска, окружила меня, пытаясь подчинить меня. Я хотела вспыхнуть сильнее, но не все Забиратели вышли из комнаты. Кожу покалывало на всем теле. Пинвиум выл и просил освободить его. Боль двигалась по кругу, но попадала теперь только в меня.
Нужно было выпустить ее, хотя разум кричал мне остановиться.
ВЖИХ!
Моя изорванная окровавленная одежда исчезла. Крики затихли.
ВЖИХ!
Стены трескались. Камень под моими коленями крошился. Серебристо-голубой металл отлетал кусками. Песок пинвиума сыпался с оружия, нечистый металл рассеивался. Звук в голове — камень о камень, а потом что-то во мне… изменилось. Нет, не только во мне, но и в диске. Волна… чего-то… катилась между мной и диском, бурлила.
Я упала на колени среди песка пинвиума, еще падающего на меня. Я отползла, разбитый пол впивался в ладони и колени. Я ползла между брошенных мечей и красного тумана.
Меня мутило сильнее, чем раньше. Я заставила себя встать на колени. Оглянулась на то, что точно там было.
Пинвиум с письменами.
И больше ничего. Серебристо-голубой металл, нечистый пинвиум рассеялся, а это осталось. Я слышала его, ощущала. Письмена сияли голубым, были вырезаны глубоко и пульсировали, словно билось сердце.
Как мое сердце.
Письмена пульсировали. Моя кожа трескалась.
Боль. Там пульсировала боль, но…
Письмена вспыхнули снова, воздух покинул мои легкие.
Я ощущала слабость.
Письмена вспыхнули. Сердце трепетало, словно из меня высасывали жизнь.
Святые, что я наделала?
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ:
Я пошла, шатаясь, к открытой двери, изломанной, но все еще на петлях. Диск пульсировал, но уже медленнее, уже не совпадая с биением моего сердца, но сильнее, каждая волна раскатывалась дальше. Я упала в другой комнате между двух тел. Ланэль и мальчик. Их кожа была красной, словно ее оцарапал песок, но они были живы. Герцог и его люди пропали.
Я потрясла Ланэль.
— Вставай, нужно уходить отсюда.
Ланэль дернулась, мальчик застонал. Я трясла их сильнее. Диск пульсировал, и боль касалась моих ног. Я оттащила их от двери. Стена защищала нас, но не надолго. Она уже была в трещинах, куски падали на пол с каждым ударом пульса.
— Идем!
Глаза Ланэль открылись. Она отпрянула, скуля.
— Просыпайся! — я изо всех сил затрясла мальчика. Он проснулся, в глазах были боль и страх.
— Ты! — Ланэль попятилась от меня.
Я помогла мальчику встать, обхватила его рукой. Другую руку я протянула ей.
— Идем с нами или умирай здесь. Мне все равно, выбирай сама.
Она схватила меня за руки, и мы вышли из комнаты, направились, шатаясь, по дворцу. Длинный коридор тянулся в стороны. Я выбрала сторону, где ковер был истоптан сильнее.