Ланэль.
Я обрадовалась и ощутила укол вины. Хоть она помогала Винноту с его экспериментами, записывала симптомы Тали и остальных, выдала нас Светочу, такого не заслуживал никто.
Она беззвучно сунула руки в оковы. Они стонали друг за другом, пальцы дергались на диске, словно в них толкали боль. Джован и говорил, что странная плита толкала в них боль.
Святые, это…? Комната покачивалась. Боль циркулировала через них? Их проверяли на способности? Виннот нашел способ сохранять им жизнь, но наполнять болью? Пинвиум с письменами раскрывал способности, если они были?
Это было глупо. Зачем тогда там я? Мои способности уже знали.
Я поежилась. Герцог знал о них.
Я была ему нужна не за передачу боли. Это его не интересовало. Я нужна была ему из-за своего иммунитета, как он и показал Эркену, ударив меня вспышкой.
Он хотел, чтобы я вспыхнула этой штукой.
Если он подчинит меня, как остальных, то я, наверное, так и сделаю. Сколько там боли? Если боль попадала в людей, вылетела бы из диска настоящая боль? Не просто внешняя боль, как делало оружие из пинвиума, но боль, которая может убить?
Я подумала о Гевеге, Верлатте, обо всех городах у реки.
О Сорилле, уже уничтоженном от руки герцога. Обо всех Забирателях, что прятались и молились, что ищейки не найдут их. Вспомнила, как боролась бабушка, сколько людей она исцелила, чтобы они боролись дольше.
Обо всех, кто умер, пытаясь отогнать герцога от нашего дома, от наших людей. Как папа и мама. И бабушка.
Оружие было полно боли, может, ее там было больше, чем в Плите Лиги.
Как только меня присоединят, я вспыхну ею, в кого скажет герцог. Я буду ходячим взрывателем пинвиума. Но если я вспыхну ею сейчас, пока меня не приковали…
Сиэкт была права. Только убийство герцога могло нас освободить.
Я бросилась к пинвиуму.
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ
Солдат, державший меня, пошатнулся и отпустил. Другие замешкались и слишком поздно потянулись за моей рукой, но он схватил за мою косу. Было больно, но она оторвалась.
- Остановите ее! – приказал герцог со страхом в голосе. Он знал, что я сделала со Светочем. Что я сделаю с ним, добравшись до этого оружия.
Я бежала изо всех сил. Я добралась до половины пути, когда солдаты схватили меня за руки и оттащили, ноги скользили по полу.
Герцог подошел и схватил меня за челюсть, поворачивая к себе. Кожу покалывало под его пальцами.
Святые! Он был Забирателем!
Герцог сжал сильнее.
- Хватит. Я не…
Я напрягла ноги и ударила его в грудь. Солдаты отпустили меня, и я упала на пол следом за герцогом. Я поползла к диску, но руки схватили меня снова.
- Будьте готовы, если она передаст, - сказал он солдатам, Виннот помог ему встать. Как только он был на ногах, он отбил руку.
Передача ушибленной спины вряд ли меня спасет.
- Я много денег потратил на поиски тебя, Преобразователь, - он сверлил меня взглядом. – Будь хорошей девочкой и слушайся меня.
- Я никого не слушаюсь, - я старалась звучать зло, но внутри все сжималось. Забиратель. Он делал такие ужасы с другими Забирателями. Это не должно было меня удивлять, он делал ужасы со своими людьми.
Он оскалился, явно пытаясь улыбнуться.
- Будешь, - он повернулся к Винноту. – Присоединяй ее.
- Да, сэр.
- Люди устали вас слушать, - вопила я на герцога, солдаты тащили меня к оружию. – Мы устали страдать, чтобы вы могли все украсть у нас.
Герцог смотрел на меня, словно обнаружил меня раздавленной своим сапогом.
- Это вы у меня воруете. Это была наша земля, наши шахты, пока мой прадедушка не раздал все. Три территории были землями басэери, они будут ими снова.
- Никогда!
Солдат разрезал веревки на моих руках, еще два солдата крепко держали мои руки.
Один прижимал сапог к моим ногам, чтобы я не ударила. Солдаты прижимали меня к каналам, как других Забирателей, прикованных там. Я боролась, высвободила ногу, но она беспомощно скользила на каменном полу. Кожу покалывало, оковы обхватили мои запястья.
- Подчинись, - сказал Виннот. – А мы ждем.
Все тело начало покалывать, ощущение было таким, когда я готовила себя исцелять. Оно было не только в руках, но во всем теле, двигалось волнами. Порывы меняли направление, задевая то живот, то руки. Пальцы болели от необходимости толкнуть, но у меня было мало боли.
- Что со мной происходит? – спросила я. Больше вопросов было в голове, но желания спрашивать угасало. Я знала, что нужно задать их, хоть слова с трудом давались мне.
Боль покалывала на коже. Диск пытался втолкнуть ее в меня. Я боролась, отталкивала ее, но не могла ощутить пинвиум под руками. Я ощущала письмена, что скрывались там.
Герцог уже не ухмылялся.
- Почему она не подчинятся?
- Я же говорил, нужно ждать. Она старше и сильнее остальных, - Виннот поднял блокнот. – Можешь описать, что ты чувствуешь? – спросил он у меня.
- Сильную злость, - я плюнула и попала по его щеке. Он вытер слюну, словно такое случалось каждый день. Я разозлилась сильнее, туман рассеивался в голове. Боль стала горячей, пробиралась в меня, но я боролась. Каждый укол хотел подчинить меня Винноту. Боль делала нас податливыми.
- Удивительно, - сказал Эркен. – Сколько там боли?
- Мы не знаем, - сказал Виннот, следя за мной. – В записях, которые мы нашли с ним, отмечено, что оно поглощает боль с тех пор, как был добавлен пинвиум, как вы видите по вкраплениям. Я исследовал его и искал способ опустошить или высвободить хоть часть боли, сделав оружием, но не получалось. Нужен был кто-то, управляющим прибором. И потом я услышал о способности Преобразователя вспыхивать пинвиумом, о ее иммунитете. И я решил сосредоточиться на этом и превратить диск в большую вспышку.
- Я знала, что на что-то сгожусь, - я боролась, удерживала гнев и ненависть, ощущение себя. Отгоняла боль, чтобы разум оставался моим.
Виннот рассмеялся, словно был удивлен, что я еще говорю.
- О, да. Ты – курок, что заставит этот прибор работать. Без тебя он не вспыхнет, - он снова рассмеялся. – По крайней мере, не так.
- Я… вспыхну, - как только коснусь. Я прижала пальцы к серебристо-голубому металлу и попыталась представить одуванчики, но не могла сосредоточиться. Я смогу сделать это. Я должна. Нужно лишь вспыхнуть пинвиумом. Сосредоточиться. Просто…
…столько боли… так много боли… слишком много боли…
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ
Боль стала огнем, огонь – льдом, лед вернулся к боли. За болью, жаром и холодом я ощущала, как что-то корчится, что-то кричит.
А потом поняла, что это я.
Я выла в голове, но другие молчали. Я ощущала их. Отчаяние, боль, страх. Подчинение. Я плакала с ними, боль двигалась через нас снова и снова, заставляя сдаться.
Голос донесся сквозь боль.
- Ты – мой курок.
Я ненавидела этот голос. Я качала головой, но не чувствовала, чтобы тело двигалось. Я кричала «нет», но звука не было.
- Сэр, может, стоит дольше воздействовать на нее прибором. Она нужна нам подчиненной.
- У меня есть власть. Посмотри на нее.
- Лучше оставайтесь за защитной стеной.
Гнев поднялся выше боли, и мысли стали ясными. У меня уже не было тела, но был разум, хоть он боролся с приказом подчиниться, сделать то, что хотел герцог. Я собрала себя в тесной точке между сердцем и желудком, где я всегда носила собранную боль. Меня было немного, но это была я.
Я копила это.
Голос вернулся.
- Ты – мой курок.
Я молчала и ничего не выдавала. Хотела сказать «да» и раскрыть все. Нужно было согласиться, служить, это тянуло меня, словно боль, что тянула пальцы.