– Ухожу я, ухожу. Умоюсь дома, мамы уже нет.
Они ушли намного быстрее. Через пять минут не было даже полуголой Насти, даже «веселуна» Гари, тем более Оли с русалкой. Я закрыл глаза грязными от мокрого пепла и липкого стола ладонями, неуклюже опершись на колени.
«Из синего-синего моря возрождается, рассветает молодое красное солнце, и самые кончики волн отсвечивают фиолетовым..», – прогонял я в голове.
– Опять её вспомнил? – тактично спросил Сережа.
– Угу.
– Я не знаю, что говорить тебе, прости.
– Мужчина не имеет права сказать «я не знаю».
Он замолчал, вглядываясь в небо цвета шотландских вислоухих. Шотландских вислоухих.
– Я резко так, но ты же понимаешь, по-другому не получается пока, – бубнил я в ладони.
– Да я понимаю, конечно. Не любил что ли никогда, – снова помолчав, добавил, – я с тобой, Тоха.
– Спасибо, кореш.
«Из синего-синего моря возрождается, рассветает молодое красное солнце, и самые кончики волн отсвечивают фиолетовым. Так природа придумала её цвет глаз».
Дембель.
Он лежал на койке, свесив обе ноги, чтобы не разуваться. Рисовал в дембельском альбоме парашютистов, карикатуры на своих товарищей и командиров. Держа в зубах простой карандаш, он так добродушно улыбался, что каждый, увидев эту ухмылку, повторял за ним. Неосознанно. И лишь пройдя с десяток метров убирал лыбу с лица и снова хмурый шел дальше. Это шло из самого сердца и передавалось всем остальным.
Спустя сотни писем, сотни часов тренировок, стрельбищ и трудовых работ. Спустя десятки прыжков – он наконец-то вернется домой.
– Витя!
Он подорвался с кровати.
– Что там?
– Футбол через двадцать минут, на спортплощадке! Дембеля против духов! Идешь?
Он снова улыбнулся и махнул рукой.
– Я подойду, ты же знаешь, я не играю.
Товарищ так же растянулся в улыбке, сам не понимая, почему.
– А, ну тебя! – махнул рукой и был таков.
А он всё так же вырисовывал в своём дембельском альбоме разноцветными карандашами иллюстрации, уже представляя, как будет разгуливать в широких белых брюках по Приморскому бульвару, вдыхая свежий морской воздух. Думал о родителях и о младшем брате. Думал о гражданке. Картинки так красочно ложились на листах альбома, что, казалось, отведи взгляд в сторону, они пускались в пляс. Солдаты радостно шагали вверх-вниз по листу, парашютист стремительно и чётко спускался к своей цели. Желто-красные вспышки артиллерийских орудий рассыпались каскадом фейерверков. Кое-где приходилось дорисовывать детали вокруг фотографии, но от этого он настолько входил в раж, что дополнял изначальное полноценной картиной событий, добавляя на обычное стрельбище вертолеты, танки и воображаемого врага. Вложив пергамент между последней разрисованной страницей, он удовлетворенно захлопнул альбом так, что эхо отбилось от серых барачных стен, разнося слабый отголосок последних приготовлений к дембелю по всей части. Аккуратно сложил под самую стеночку альбом и карандаши, прикрыв брезентовой курткой. После чего, отправился на стадион посмотреть на игру.
Он любил футбол с самого детства, но из-за детской болезни редко играл сам. Чаще всего сидел на стадионе, внимательно наблюдая за каждым игроком, раз за разом поправляя и протирая очки. Вот и сейчас, уже, правда, без очков, он наблюдал, как мяч летит из стороны в сторону, от одного игрока к другому. «Старички» естественно вырывали победу у молодежи, но что-то ему подсказывало, что вторые поддавались. От мыслей об этом, на его лице снова появилась мальчишечья улыбка.
Внешность его была неестественной для обычного украинца. Вытянутое лицо с длинным носом и черными глазами придавало восточных черт. Профиль представлял собой что-то между греческой и тюркской внешностю. Тонкие длинные брови плавно проходили над среднего размера глазами. Но стоило ему посмотреть на человека исподлобья, как всё добродушие пропадало и оставалось лишь холодное презрение. И как неприятно для других было видеть, что вечно доброжелательное отношение сменялось безразличием.
Горячая пыль стадиона неслась клубами из-под ног солдат, песчинки её разлетались настолько далеко, насколько того хотел ветер. Так же и эти дембеля разъезжались по огромной стране в свои родные дома. И сколько таких же молодых парней не вернулись к родным из Афганистана.
Сразу после окончания училища он собирался поступать в университет, но будучи 18-летним был призван в армию в тот же месяц. Только узнав про это, родители отправились за помощью к его дяде, полковнику, хотя шансов было не много.