– Почему ты меня не обнимешь? – нашептала мне на ухо Оля и поцеловала своими пухлыми и такими же нежными губами.
Она вилась вокруг меня, как самая ласковая змея в мире. Её руки не останавливались ни на секунду, то проводя острыми коготками по шее, то мягко прижимаясь ладошками к груди и плечам. Конечно, я не мог не реагировать на это и, когда оказывалось свободное время, целовал её. Но, в общем, я всё еще ничего не чувствовал.
Мы курили на парадной, пока девочки убирали кухню.
– Почему ты не обнимешь её нормально? Да и предложил бы встречаться. – спросил Серый. Подобные вопросы в наших кругах были такой редкостью, что я не сразу нашелся, что ответить.
У меня была большая любовь и до этого. Мне хотелось тискать её, обнимать каждую минуту, каждый раз, когда я смотрел на неё. Отношения кончились не очень хорошо, но ушел не я. Было тяжело, конечно, но не об этом.
Та последняя – она как камень. На неё я мог только смотреть, и сам, наверняка, растекался как желе с ней, хотя, кого это волновало. Ей было не до этого. Броситься на холодный камень, оставшись лепешкой. Глупо, что я вообще думаю о таком, но это мои мысли. Возможно, пьяные.
А эти девчонки – труха. Они рассыпаются. Они не ощущаются. Они проходят сквозь пальцы, оставляя на ладонях грязный пепел.
– Труха, – многозначительно произнес я.
– Это да, конечно.
Никто и не думал об этом, просто пришло время возвращаться на кухню. На столах дымилась еда и напитки
– О, вот это красота, – вальяжно протянув, пошел по кухне Гаря, поцеловал Юлю и сел ужинать.
Мне не хотелось совершенно. Я уже бы спать пошел, но понимал, что Оля увяжется за мной. Перспектива девочки на вечер была интересной, конечно, но я был слишком измотан, чтобы даже думать о том, как это делать. К тому же, я совершенно не был уверен, что у меня получится, так что мысль идти спать отпала.
– Ты когда домой, принцесса? – аккуратно спросил я.
– Я думала остаться. Ты чего не ешь?
Она отрезала кусочек мяса и поднесла ко мне.
– Мы же старались.
– Понимаешь, – я начинал играть от скуки, – я ем только то, что приготовлено с любовью.
– Настину стряпню ты уминал за обе щеки.
– Ну, так, у нас с Настей любовь большая и взаимная.
Оля покраснела и нахмурила бровки.
– Пошел ты, – она засмеялась, боясь меня обидеть.
Труха. Ты даже не можешь подумать о том, чтобы обидеть меня. Впрочем, я такой же. Только не с ней.
– Ты пойдешь сейчас! Поставь на место вилку и дай мне сесть, – резанул я.
Она опять улыбнулась, но сделала обиженный вид.
Я погрузился в телефон. Мне хотелось написать другой, наплевав на гордость и все те слова, что уже говорил. Что я не хочу больше с ней общаться, видеть. Как говорил кентам, что для меня это всё, как два пальца. Я бы и написал, но ответ получу в лучшем случае через час, а то и завтра. Какое-нибудь сухое «смешно» или что-то в этом роде. Мне хотелось обсудить с ней всё, что происходит, всё, о чем я думаю и чего хочу. Но это как бросаться на камень. Бросаться на камень и оставаться лепешкой. Я ушел в другую комнату, прихватив с собой молитвенник. Заперев дверь на замок, я опустился на колени, перекрестившись.
– Pater noster, qui est in caelis…
После «Отче Наш» я обращался к Богу на украинском. Мне так было проще. Я говорил с ним обо всём, что меня волновало, простил простить за все свои грехи и облегчить душу. Мне было дико стыдно за то, что я делаю это пьяным, но по-другому сейчас не мог.
Ручка одернулась. Я не отреагировал – в таком состоянии мне всегда было наплевать на последствия. Пусть делают, что хотят.
Я продолжил свой разговор с Богом, но на душе легче не становилось. Я плавно подходил к осознанию того, что со мной пьяным даже Бог не захочет разговаривать.
– Тоха, открывай! Оля, выглядывай в окно, быстро! Тоха!
Они уже били в дверь. Я не сомневался в её крепости, но и в силе пьяных Гари и Серого сомневаться не стоило.
– Amen.
Я открыл дверь, и меня втолкнули в комнату, крепко прижав к стене.
– Мудак! – кричал мне Гаря. – Не делай так никогда!
Я смотрел на него обреченным взглядом. Обернувшись на окно, я понял, что оно нараспашку, и пацаны имели право думать о самом худшем.
Из второй комнаты слышались всхлипы Оли. Юля пыталась её успокоить.