Перед глазами ошеломленного Ли Лина на огненно-красном жеребце промелькнул и бородатый великан-латник. Меч, поднятый над головой латника, тоже был красный. Ли Лин не успел еще натянуть лук, как всадник уже пропал, растворился в темноте…
Спустя полчаса китайские солдаты сидели вокруг тех же костров и готовили ужин. Опрокинутые повозки были снова поставлены на колеса, раненые перевязаны, а убитые и растоптанные насмерть положены вместе и накрыты войлоками.
В тишине негромко перекликались часовые, да где-то спросонья вскрикивала птица бормотушка. Ли Лин сидел у костра, подперев голову коленями, и размышлял о постигшей его неудаче. Он рассчитывал, что шаньюй узнает о потере обозов не сразу, а лишь после своего разгрома. Теперь же об этом нечего было и думать. Скоро нужно ждать гостей. А может быть, шаньюй уже разбит и остатки его войска бегут по Сеньгинской дороге? Тогда их здесь ждет достойная встреча…
Ли Лин завернулся в плащ и лёг ногами к огню. Над головой помигивали холодные колючие звезды. Военачальник смотрел на них, и опять вспоминалась ему родина и полузабытые стихи:
Красные бобы в долинах Юга
За весну еще ветвистей стали.
Наломай побольше их для друга
И утешь меня в моей печали…
Сон Ли Лина был глубоким и спокойным.
А в этот самый час армия императора под покровом темноты входила в крепость Май, чтобы укрыться от хунну за толстыми надежными стенами. Предательство совершилось.
Глава 9
Благородство человека отражается в его глазах, заботы и печали — в его лице, а успехи и неудачи зависят от его решительности.
Сыма Цянь
Вырвавшийся из окружения Артай без устали нахлестывал плетью своего измыленного жеребца. По приказу Ильменгира он сопровождал в тыл пленного китайца. Возвращаться в тот же день было поздно, и Артай решил заночевать с обозами.
Никто в стане не ожидал ночного нападения. Люди, назначенные в дозор, сидели вместе со всеми у костров в ожидании ужина, когда из темноты вдруг посыпались стрелы и дротики.
Откуда взялся китайский отряд, Артай не понимал до сих пор. Да и думать об этом не хотелось. Он знал только одно: надо как можно скорее предупредить шаньюя, что в тылу у хунну появилась опасность.
Артай слезал с коня, только когда приходилось перебираться через ветхие неогороженные мосты. Все они были устроены одинаково: четыре нетолстых бревна, закрепленные в концах тяжелыми валунами, составляли основу моста. Полотном ему служил валежник и плоские камни.
Конь храпел, упирался в поводу, и в косящих его глазах дрожал отраженный свет полуночного месяца. Перейдя мост, Артай снова брался за плеть.
Иногда в нем рождалось смутное чувство, что он напрасно торопится известить шаньюя. Пусть император разобьет хунну, и тогда они, побежав назад, погибнут в степях все до единого. Народ Артая только выиграет от этого и навсегда избавится от сильного и беспощадного врага. Но другой голос говорил воину: «А ты подумал, что станется с Антон, твоим побратимом? Мальчик погибнет, и в его смерти будешь виноват ты». «Вспомни и другое, — твердил тот же голос. — Вспомни слово, данное шаньюю, когда он подарил тебе жизнь: «Клянусь Солнцем и тенями предков, я буду твоим верным воином и пойду за тобой в любую страну, только не в землю динлинов!» Подумай хорошенько, Артай, сможешь ли ты простить себе двойное вероломство».
И он снова пришпоривал аргамака.
В хуннуский стан Артай попал под вечер следующего дня. Конь у него пал, и остаток пути пришлось проделать пешком. Покрытый с ног до головы белой известковой пылью, Артай подошел к шатру шаньюя. Дорогу ему загородили два горца-кимака.
— Важная весть для нашего владыки, — сказал Артай и облизнул губы. — Только дайте сначала попить.
Напиться ему принесли, но в шатер не пустили.
— У шаньюя посол императора, — сказал один из горцев. — Подождешь.
— Ждать нельзя. Я скакал день и ночь и насмерть загнал коня.
— Подождешь, — грубо повторил кимак и тупым концом копья толкнул Артая в грудь. — Отойди в сторону!
— Ты, бараний помет, завернутый в рысью шкуру! — взревел великан и приподнял стражей за ворот.
Кимаки пронзительно закричали, суча ногами в воздухе. На крик уже сбегались другие горцы, когда из шатра вышел Ильменгир.