— Их можно будет понять, — ответил застройщик из Южной Калифорнии. — Они встретят нас так же, как калифорнийцы встречали моих дедов, — с оружием, полицией, на заграждениях.
— Если бы вы, чертовы калифорнийцы, — грустно усмехнулся ранчеро из Аризоны, — были поскромнее, воды хватило бы на всех.
Разразился спор — каждый хотел перекричать соседей, пока Брунгильда не угомонила собравшихся. Постучав по столу, она сказала:
— Эта бесплодная дискуссия — пример споров из-за воды, которые не стихают десятилетиями. Прежде ранчеро убивали за свою воду. Сегодня ваше оружие — судебные процессы. Приватизация положит конец распрям. Пора нам с вами перестать ссориться.
Кинкейд захлопал в ладоши, и эхо его аплодисментов отразилось от стен.
— Brava. Восхищаюсь вашим красноречием, но вы тратите время. Я намерен просить конгресс начать повторные слушания по данному вопросу.
— И совершите ошибку.
Распалившись, Кинкейд не различил ноток угрозы в ее голосе.
— Вряд ли. У меня есть неопровержимые доказательства, что компании, захватившие систему реки Колорадо, вложили сотни тысяч долларов в принятие вашего ужасного закона.
— У вас недостоверные сведения. Мы вложили миллионы.
— Миллионы? Так вы...
— Нет, не я лично. Моя корпорация, зонтичное учреждение для упомянутых вами компаний.
— Поразительно. Вы контролируете реку Колорадо?
— Вообще-то она вся под контролем учреждений, созданных в рамках проекта.
— Возмутительно! И вы заявляете это мне в лицо?
— Мы не нарушали закон.
— То же самое я слышал в Лос-Анджелесе, когда городской департамент водоснабжения захапал реку в долине Оуэнс.
— Вот вы и сами сказали за меня. Наши действия не новы. Лос-Анджелес стал самым крупным и влиятельным городом, построенным посреди пустыни. Просто отправил на север армию гидрографов, адвокатов и спекулянтов землей, и те отняли воду у соседей.
— Простите, — заговорил профессор Дирборн. — Боюсь, я не могу не согласиться с конгрессменом. Дело Лос- Анджелеса — классический пример водного империализма. Если сказанное вами — правда, то своими действиями вы закладываете основу для водной монополии.
— Прикинем такой сценарий, доктор Дирборн. Настала засуха, река Колорадо не в состоянии напоить всех страждущих. Города вымирают. Станете оспаривать в суде собственность водоемов? Нет, вы станете сражаться за каждую лужу. Подумайте. Когда по улицам шастают обезумевшие от жажды вооружейные банды, не признающие власть закона, бунт в Уоттсе[21] покажется возней в песочнице.
Дирборн кивнул, как лунатик.
— Вы правы, — обеспокоенно произнес он. — И все же... ваш подход представляется сомнительным.
— Мы боремся за выживание, профессор, — прервала его Брунгильда. — Нам решать: жить или умереть.
Сдавшись, профессор скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Покачал головой.
За него тут же заступился Кинкейд.
— Не позволяйте ей смутить вас ложью, профессор Дирборн.
— Вас, я вижу, не переубедить.
— Нет, не переубедить, — ответил Кинкейд, поднимаясь из-за стола. — Однако я не без пользы провел у вас время. Я теперь не совсем беззащитен. Будет повторное рассмотрение законопроекта, и я не удивлюсь, если на вас заведут дело о нарушении антитрестовского закона. Когда мои коллеги, отдавшие свои голоса в вашу пользу, узнают, что река Колорадо окажется под пятой корпорации, уверен — они передумают.
— Прискорбно слышать.
— Когда я займусь вами вплотную, вы, черт подери, пожалеете еще больше. Я намерен покинуть этот ваш частный Диснейленд. Немедленно.
Женщина с грустью посмотрела на конгрессмена. Ей нравилась сила, даже направленная против нее самой.
— Хорошо, будь по-вашему. — Сняв с пояса передатчик, она произнесла что-то в микрофон. — Через несколько минут ваш багаж упакуют и погрузят в вертолет.
Двери открылись, и человек, прежде сопровождавший Кинкейда, проводил его из зала.
Когда они вышли, Брунгильда произнесла:
— Для кого-то засуха — это катастрофа, для других — золотое дно. Река Колорадо — лишь часть нашего плана. Мы постепенно приобретаем контроль над водными системами по всей стране. Все вы занимаете нужные позиции в своих сообществах и можете повлиять на успех наших планов. Для всех присутствующих в этой комнате предусмотрена награда — такая, какой вы и представить не можете. От вас требуется лишь проявить участие в деле во имя всеобщего блага. — Брунгильда осмотрела сидящих за столом. — Если кто- то желает уйти — я вас не задерживаю. Единственное, прошу сохранить эту встречу в тайне.
Гости переглянулись, и кто-то даже поерзал в кресле, однако встать и принять предложение об уходе не решился никто. Даже Дирборн.
Словно по волшебству, в зале появились официанты. Они расставили на столе кувшины с водой, а заодно — по бокалу перед каждым из гостей.
Оглядев их, Брунгильда произнесла:
— Именно благодаря Уильяму Малхолланду в Лос-Анджелесе появилась своя вода. Он указал на долину Оуэнс и сказал: «Это наше. Берите».
Официанты наполнили бокалы и удалились.
Высоко подняв свой бокал, Брунгильда провозгласила:
— Это наше. Берите.
Она сделала большой глоток, и остальные последовали ее примеру, как будто совершая некий ритуал.
— Отлично, — сказала женщина. — Следующий шаг. Вы отправляетесь домой и ждете звонка. Едва получив распоряжение, вы без вопросов приступаете к его выполнению. Ничто из сказанного на этой встрече нельзя разглашать. Неизвестным останется сам факт вашего здесь пребывания.
Она внимательно всмотрелась в лицо каждого из гостей.
— Если вопросов больше нет, — сказала она, давая понять, что дебаты окончены, — прошу, развлекайтесь. Через десять минут в обеденной накроют стол. Я пригласила пятизвездочного шеф-повара, так что вы останетесь довольны. Потом — развлекательная программа из Лас-Вегаса. Когда все закончится, вас проводят в комнаты. Отбываете после завтрака, в той же последовательности, в какой вы прибыли. Увидимся через месяц, на новом собрании.
Встав из-за стола, она вышла через двойные двери и проследовала в приемную. Там ее дожидались двое мужчин. Широко расставив ноги и сложив за спиной руки, они глубоко посаженными черными глазами смотрели на стену из мерцающих мониторов слежения. Это были два близнеца в одинаковых кожаных куртках: оба коренастые, у обоих высокие скулы, волосы цвета мокрого сена и темные нависающие брови.
— Ну, что скажете о наших гостях? — насмешливо спросила Брунгильда. — Удобрят ли эти черви нам почву?
Юмор метафоры ускользнул от братьев. Их умы занимало одно. Близнец, что стоял справа, произнес с сильным восточноевропейским акцентом:
— Кого из них...
— ...надо устранить? — закончил за него близнец, стоявший слева.
Они говорили монотонно, совершенно одинаковыми голосами. Брунгильда улыбнулась. Она не прогадала, спасая двух братьев от Гаагского трибунала: Мело и Радко Краджики готовились предстать перед Мировым судом за преступления против человечества. Классические социопаты, они отличились бы и вне боснийского конфликта. Полувоенный статус даровал им право убивать, насиловать и пытать — во имя национализма. Трудно вообразить, что этих чудовищ выносила в своей утробе женщина. Неким образом Краджики развили в себе способность интуитивно угадывать ход мысли друг друга. Можно сказать, в их телах жил один человек, и эта связь делала братьев особенно опасными противниками. Они действовали сообща, но без слов. Брунгильда уже давно оставила попытки научиться их различать.
— Кого, по-вашему, надо устранить?