Но рык приближающегося трактора вырвал Марион из оцепенения. Не успела она опомниться и осознать, что происходит, как древний агрегат пронёсся мимо на всей возможной для него скорости, направляясь прямо на горящее здание. Старые, но крепкие деревянные ворота с железными засовами и креплениями, служившие для того, чтобы сгружать в подсобное помещение сырьё, трактор протаранил не сразу – только с четвёртого или пятого раза. Но всё же они поддались натиску тяжёлой машины, чудом выдержавшей такое испытание.
Отогнав трактор от освободившегося прохода, Фабио выскочил из кабины, и с ходу, хватая у кого-то ведро с водой и опрокидывая его на себя, кинулся внутрь.
Самоубийца! У Марион подогнулись ноги...
Время, казалось, замедлило ход, мгновения, которые мужчина пропадал внутри, растянулись на часы...
Но на самом деле ему понадобился всего десяток-другой секунд, чтобы, задержав дыхание, кинуться в открывшийся проход, сориентироваться в помещении, схватить то, зачем он решился на этот шальной поступок, и выскочить наружу. А ожоги на руках... пустяк, заживут…
***
– Ох, мадемуазель Марион, мы будем скучать!
– И я, месье Бертран!
– Обещайте нас навещать.
– Непременно...
Прощание с месье и мадам Дюпон вышло до невозможности сентиментальным. Старушка то и дело вытирала слёзы, да и Бертран расчувствовался не на шутку, заключив молодую хозяйку, с которой они так много сделали и пережили за это лето, в крепкие дружеско-отеческие объятия.
Остаток своего пребывания в Блё-де-Монтань, Марион провела в делах и разбирательствах. Полиция и пожарная комиссия нашли следы горючего и установили факт поджога, но кто именно приложил к происшествию свою руку, пока оставалось загадкой. У Фабио Бонелли было стопроцентное алиби – итальянец приехал из Модена ко времени, когда пожар уже начался, и люди, в чьи попутчики он напросился, могли это подтвердить. Против Венсана Обена у Марион не было ничего, кроме домыслов, хотя девушка была уверена, что он заимел на неё зуб и вполне мог быть причастен к происшествию.
Но – самое главное – масло, полученное из «синего золота», было спасено, а деньги, за него вырученные, позволили Блё-де-Монтань остаться на плаву. Свою лепту в доходы фермы, конечно, внесли и цветы лавандина, а также плата арендаторов, небольшой урожай других культур и даже лавандовый мёд, но львиной долей стало именно лавандовое масло. Результаты работы Марион были не умопомрачительными, но доказывали, что ферма может окупить вложенные средства и имеет право на жизнь. Новый управляющий, на поиски которого она потратила немало времени и сил, должен был приступить к работе со дня на день, и теперь её ничего здесь не держало.
Почти ничего, если уж быть до конца с собой честной.
Фабио в последний раз она видела в ту злосчастную ночь. Среди хаоса, царящего у потушенного наконец прибывшими пожарными здания, она чуть не упустила возможность поблагодарить итальянца. Карета скорой помощи уже собиралась его увозить, когда Марион подошла. Столько всего нужно было сказать, но им так и не дали этой возможности – врачи торопились, травмы Фабио требовали внимания специалистов в клинике.
«Всё, что было – было по-настоящему, босс», – единственное, что она услышала в ответ на свои сбивчивые слова благодарности.
То, что он сделал, не укладывалось ни в какие рамки! Его поступок был сумасбродным, глупым, безрассудным. Но доказывал многое. Фабио знал, что на кону гораздо больше, чем просто масло, он знал, что это масло значит для Марион. Он знал истинную цену их «синего золота».
Иногда ей казалось, что он знал даже больше, чем она позволила ему о себе узнать.
И она давно простила итальянца. Ещё тогда, когда не знала подробностей его прошлого, поведанных как-то Бертраном.
О том, что ещё несколько лет назад Фабио служил в армии у себя на родине, и даже успел поучаствовать в боевых действиях в Африке. О том, что во время своего отсутствия потерял родителей и младшую сестру в автокатастрофе. А для таких новостей, как известно, не бывает подходящих моментов – на фоне эмоционального срыва у молодого сержанта произошёл крайне неприятный конфликт с кем-то из представителей высшего командования, и он лишился всего – контракта, звания, наград. Не захотел возвращаться жить в родной город, и какое-то время скитался в поисках заработка и места, где смог бы найти пристанище. Пока его не занесло сюда, на юг Франции – Бертран давным-давно знал отца Фабио, и случайно встретив рукастого парня в соседнем городке, сообщил тому, что в Блё-де-Монтань как раз очень нужен механик, способный продлить жизнь старой технике.