Прощание с месье и мадам Дюпон вышло до невозможности сентиментальным. Старушка то и дело вытирала слёзы, да и Бертран расчувствовался не на шутку, заключив молодую хозяйку, с которой они так много сделали и пережили за это лето, в крепкие дружеско-отеческие объятия.
Остаток своего пребывания в Блё-де-Монтань, Марион провела в делах и разбирательствах. Полиция и пожарная комиссия нашли следы горючего и установили факт поджога, но кто именно приложил к происшествию свою руку, пока оставалось загадкой. У Фабио Бонелли было стопроцентное алиби – итальянец приехал из Модена ко времени, когда пожар уже начался, и люди, в чьи попутчики он напросился, могли это подтвердить. Против Венсана Обена у Марион не было ничего, кроме домыслов, хотя девушка была уверена, что он заимел на неё зуб и вполне мог быть причастен к происшествию.
Но – самое главное – масло, полученное из «синего золота», было спасено, а деньги, за него вырученные, позволили Блё-де-Монтань остаться на плаву. Свою лепту в доходы фермы, конечно, внесли и цветы лавандина, а также плата арендаторов, небольшой урожай других культур и даже лавандовый мёд, но львиной долей стало именно лавандовое масло. Результаты работы Марион были не умопомрачительными, но доказывали, что ферма может окупить вложенные средства и имеет право на жизнь. Новый управляющий, на поиски которого она потратила немало времени и сил, должен был приступить к работе со дня на день, и теперь её ничего здесь не держало.
Почти ничего, если уж быть до конца с собой честной.
Фабио в последний раз она видела в ту злосчастную ночь. Среди хаоса, царящего у потушенного наконец прибывшими пожарными здания, она чуть не упустила возможность поблагодарить итальянца. Карета скорой помощи уже собиралась его увозить, когда Марион подошла. Столько всего нужно было сказать, но им так и не дали этой возможности – врачи торопились, травмы Фабио требовали внимания специалистов в клинике.
«Всё, что было – было по-настоящему, босс», – единственное, что она услышала в ответ на свои сбивчивые слова благодарности.
То, что он сделал, не укладывалось ни в какие рамки! Его поступок был сумасбродным, глупым, безрассудным. Но доказывал многое. Фабио знал, что на кону гораздо больше, чем просто масло, он знал, что это масло значит для Марион. Он знал истинную цену их «синего золота».
Иногда ей казалось, что он знал даже больше, чем она позволила ему о себе узнать.
И она давно простила итальянца. Ещё тогда, когда не знала подробностей его прошлого, поведанных как-то Бертраном.
О том, что ещё несколько лет назад Фабио служил в армии у себя на родине, и даже успел поучаствовать в боевых действиях в Африке. О том, что во время своего отсутствия потерял родителей и младшую сестру в автокатастрофе. А для таких новостей, как известно, не бывает подходящих моментов – на фоне эмоционального срыва у молодого сержанта произошёл крайне неприятный конфликт с кем-то из представителей высшего командования, и он лишился всего – контракта, звания, наград. Не захотел возвращаться жить в родной город, и какое-то время скитался в поисках заработка и места, где смог бы найти пристанище. Пока его не занесло сюда, на юг Франции – Бертран давным-давно знал отца Фабио, и случайно встретив рукастого парня в соседнем городке, сообщил тому, что в Блё-де-Монтань как раз очень нужен механик, способный продлить жизнь старой технике.
Раз в год Фабио позволял себе надраться до потери сознания, потому что призраки прошлого в годовщину дня, когда его жизнь навсегда перевернулась, тревожили его особенно сильно. Именно последствия подобного возлияния Марион и наблюдала при первой их встрече – Бертран тогда забрал из Модена не только новоиспечённую хозяйку фермы, но и своего подопечного, вторые сутки не вылезавшего из какого-то мутного бара.
И пусть осознавать факт, что Фабио успел поработать и на Обена, было неприятно, она всё же могла понять, что толкнуло итальянца связаться с тем. Деньги нужны всегда и всем, а разваливающаяся ферма, хозяева которой вот-вот решатся её продать – это не то, за что обычно держатся. Конечно, с момента, когда тут появилась сама Марион, кое-что изменилось… Но ситуация с пожаром доказала, что Фабио не был способен на подлость. Во всяком случае, полиция сняла с него все подозрения, а версию произошедшего из уст самого итальянца она так и не услышала – выписавшись из больницы и получив разрешение покинуть Блё-де-Монтань, тот уехал в неизвестном направлении, заскочив в деревню лишь для того, чтобы собрать свои скромные пожитки и попрощаться с семьёй Дюпон.
***
Запах масляных красок Марион не спутала бы ни с чем. Когда-то он был таким привычным, так много значил для неё. Но память сыграла удивительную шутку: запах ещё не до конца высохшего полотна вдруг померк перед другим, ставшим за прошедшее лето ещё более родным… И сейчас, глядя на холст, где преобладали насыщенные лазурные и лиловые оттенки, лишь немного оттенённые розовато-оранжевыми тонами заходящего солнца, она будто снова ощутила аромат лаванды, как если бы и вправду оказалась на изображённом поле.
– Красиво! – Марион не заметила, как подошла Хелен, тихо встав за её спиной. – Раньше я считала, что пейзаж – это не твоё. Но готова признать, что ошибалась. Рада, что ты снова пишешь.
– Нашло что-то... – Марион, погружённая в свои мысли, даже не обернулась.
– И всё-таки надо было летом вырваться к тебе в Прованс. Хоть на недельку!
– Тебе бы там не понравилось.
– Шутишь?
– Нет. Жара, пыль, насекомые... Ты бы сбежала на второй день. В Сен-Тропе. Или Ниццу.
Хелен промолчала, что было красноречивее любых возражений.
– Помнишь, перед отъездом ты мне пожелала найти то, что я потеряла, – Марион повернулась к мачехе. – Что ты имела в виду?
– Думаю, ты бы поняла, если бы нашла, – вздохнула Хелен, пожав плечами.
– И всё-таки?
– Себя, дорогая! Я пожелала тебе найти себя.
– А я думаю, что нашла...
– Тогда почему же ты здесь, в Лондоне?
Действительно, почему?
– Спасибо, – прошептала Марион, порывисто обнимая озадаченную таким внезапным проявлением чувств мачеху, и загадочно улыбаясь наконец оформившемуся до конца решению.
***
На этот раз она, наученная горьким опытом, сразу взяла такси из Авиньона, и спустя пару часов уже была на месте. Блё-де-Монтань встретила девушку ясной и пока ещё безветренной погодой, порыжевшей зеленью виноградников, стелющимся ароматным дымом очагов, доносящейся издалека пальбой охотничьих ружей и непривычной тишиной – ни стрекота насекомых, ни кваканья лягушек, ни птичьего многоголосия.
Марион ещё не знала, что она будет делать... точнее, не знала, каким именно из огромного и хаотичного списка дел в её голове, стоит уделить первоочерёдное внимание. Нужно подготовить дом к зиме, приобрести нормальный автомобиль, оценить состояние пустующих полей, закупить посевной материал и удобрения, найти рабочих для восстановления завода, задуматься о собственной винодельне и мыловарне, пересмотреть договоры аренды... Добиться от полиции результатов в расследовании пожара, в конце концов!
Нет! Первым делом она зайдёт в гости к месье и мадам Дюпон. И узнает, нет ли новостей от Фабио Бонелли. Бертран должен знать, как связаться с итальянцем, и она выудит из старика эту информацию, чего бы ей это не стоило!
Телефонный звонок прервал её раздумья прямо на пороге дома и заставил насторожиться.
– Хелен? Что-то случилось? – Мачеха никогда не звонила просто так.
– Ты уже на месте, дорогая? – раздалось по ту сторону трубки. – Как добралась?
– Спасибо, хорошо. Что-то с отцом? В компании?
– Нет-нет... Всё в порядке, не переживай, – успокоила её собеседница. – Тебя тут ищет какой-то наглый тип. И он, похоже, совсем не говорит по-английски. Болтает что-то по-французски и, кажется, по-итальянски – ты же в курсе, я не сильна в языках. Ты его точно знаешь? Мари, ты меня слышишь?! Ответь! Или я вызываю охрану!.. Ты смеёшься? Боже, да что с тобой?