Выбрать главу

— О-о! Катя, моя Катя, купеческая дочь. Но вы, пожалуй, царица, если и не выше.

Он сразу же, как говорится, завладел аудиторией, и теперь хорошо отрепетированный его голос не смолкал ни на минуту. Он, если только ему верить, прошел колоссальную школу жизни и отлично разбирался в вопросах политики, философии, гражданского и процессуального права, межпланетных путешествий, любви и смерти. Ораторствовал он довольно красноречиво, сопровождая речь свою движениями рук, держа их перед собой и покачивая ими так, будто мысленно ощупывал растопыренными длинными пальцами по крайней мере земной шар. Вот уж артист!

Жена моя ошеломленно притихла. Игорек глаза и рот раскрыл, слушая вранье о межпланетных путешествиях. Катя с недоверием смотрела на болтуна и, кажется, терпеливо ждала, когда он наконец выдохнется.

Я не вытерпел и сказал Савраскину:

— Не пора ли кончать, уважаемый? Время уж отдыхать.

Он тут же руку к груди приложил, чтобы все видели, какое у него на пальце массивное золотое кольцо, на меня воззрился, улыбаясь льстиво.

— Ах да, да! Простите великодушно. Я закругляюсь. Ухожу, ухожу. Еще раз прошу прощения.

Прежде чем уйти, он галантно поклонился моей супруге, затем и Кате, прижимая руку к груди. Я уж думал — он сейчас потянется к ее руке, поцеловать чтоб, но этого не случилось. Он смылся от нас легко и бесшумно, как волшебник, а старик-букан сказал сердито:

— Трещотка чертова! Аж зубы заломило от его болтовни. И откуда такие берутся?

Катя улыбнулась:

— Без таких-то, пожалуй, на земле было бы скучно.

— Подожди, милая, — возразил старик, — как бы вам от такого-то не стало бы потом оччень весело. Знаем мы таких, повидали…

Катя, как я понял, весь вечер ждала Вершникова, а он пришел поздно, когда все мы легли уж на отдых. Молча стянул ботинки, китель и вскарабкался на свою полку, не разбирая постели. Долго лежал, подложив руки под голову, потом в мою сторону посмотрел, посмотрел вниз, где спала Катя с сынишкой, вздохнул и отвернулся к стене.

3

Уже с утра в нашем купе было людно и шумно. Пришел и Савраскин, рассыпаясь в любезностях. С Кати он прямо-таки не спускал своих масляных глаз, заигрывал с Игорьком, щекоча его под бочок. Мальчишка дергался и бодал мать головой в грудь. Кате пришлось усадить Игорька подальше, в уголок. Была она в то утро — как ясная зорька. Видеть ее было просто радостно. И все, я это заметил, смотрели на нее с радостью, любовались ею. А она украдкой посматривала на Вершникова, который сидел тихо, и вдруг попросила:

— Павел Юрьевич, расскажите что-нибудь о море. Я так люблю море! Мечтала даже когда-то плавать на океанских пароходах. Правду говорят, что моряки — романтики?

— Это смотря кто как понимает романтику.

— Ну, романтика — это болезнь, в основном, молодежи, — тут же вмешался Савраскин. — А моряки — они что? У них это обычная служба. Не так ли, Павел Юрьевич?

Разговор о романтике незаметно перешел к разговору о любви. Спор разгорелся вокруг любви с первого взгляда. Жена моя била себя в грудь, доказывая, что полюбить человека можно после длительного с ним знакомства. Она так и сказала — «длительного знакомства». Хотя меня это и возмутило, но я смолчал, думая припомнить как-нибудь супруге о нашем кратком с ней знакомстве и поспешном браке. Молчал и Вершников, не желая, видно, спорить с моей женой. Зато в атаку на нее ринулся Савраскин. Он страстно заговорил:

— Простите, уважаемая Елена… как вас по батюшке? Ага! Елена Петровна. Я с вами, уважаемая Елена Петровна, в корне не согласен. Хотите знать, ваша любовь — любовь выгоды, холодного расчета. Да, да! Как у хорошего дельца, который в редчайших случаях остается в проигрыше. Полюбить за что-то?.. За ум, скажем, за красоту, за толстый карман. Все равно. Какая это, простите, к дьяволу любовь? Фальшь! И брак от такой «любви» в кавычках — гнилой. В таком случае по любому поводу — ссора, скандал. Верно? Верно! А вот настоящая-то любовь… Эге-е! Настоящая любовь, как я понимаю, приходит совершенно неожиданно. Вот ты увидел человека — и полюбил. — Он метнул глазами на Катю. — За что полюбил? Неизвестно. Полюбил, и все тут. Объяснить это невозможно, как, скажем, невозможно объяснить процесс возникновения мысли в мозгу.

Савраскин обвел всех торжествующим взглядом. Тут подал свой голос старик.

— Что там любовь, — сказал он. — Ерунда все это — любовь. Выдумка. Вот ты мне скажи… Ты вот, к примеру, любишь Маньку, а она — Ваньку, а Ванька-то — Кланьку, что по тебе, дураку, сохнет. Как тут быть? Ну-ка скажи. Бегать друг за дружкой, в догоняшки играть? Ну и бегай, язык вывалив. А толку-то? То-то же! А бери-ка ты Кланьку, и будет она тебе верной женой. Ну, а любовь эта самая… Для мужика — ночь переспал, вот тебе и любовь вся. Да и детям опять же все равно, от какой они любви, — и он кивнул в сторону Игорька и Любаши, умолк, довольный собой.