Выбрать главу

Толпа занемела, а я так вовсе не чувствовал под собой земли. И то ли я во сне, то ли все это мне чудится. Игренька!.. Как же мы тогда домой-то?.. Ну, тятя! Хотя бы выиграл. Хотя бы… Я со страхом и надеждой смотрел, как монетка взвилась в небо и оттуда летела вниз, на землю. Никто даже не шевельнулся, с места не сдвинулся. И тут я услышал:

— «Решка»!

Это сказал счастливчик Андриян. Тогда-то и загудела толпа.

Все, проиграл тятя!

— А ну, погодь! — сказал Андрияну отец и наклонился, чтобы поднять с земли монетку.

Он поднял эту злосчастную монетку, повертел ее перед глазами, на Андрияна еще с прищуром и улыбочкой посмотрел, а тот, Андриян-то, в лице вроде бы переменился — побледнел, скис как-то. И виновато будто, растерянно стоит перед отцом. Чего это вдруг с ним?

— Да, промашку я дал! — сказал отец. — Бери, друг, свою монету. — И, взяв левую руку Андрияна, положил в ладонь монетку. Добавил: — Игренька твой. Но учти! Перед тем, как отдать тебе Игреньку, я прокачу тебя так, что и кудри с твоей золотой башки слетят!

Потом уж отец по секрету мне сказал:

— Ты, сынок, не переживай. Игренька был наш, нашим и останется. Домой мы докатим с честью. Ну, а этот самый Андриян… Таких-то жучков-мужичков на белом свете много, особо в игре азартной. Андриян этот — дядька ушлый. Две монетки у него в руке. Одна монетка с той и другой стороны «решка», другая — «орел». Вот он и обдуривает всех. Но я это заметил, да и разыграл комедию. А скажи я про то мужикам, так они бы его, того Андрияна…

Я и верил и не верил отцу, но все равно проникся к нему еще большей любовью. И счастлив я был, и много было у меня радости в этот воскресный день.

Впервые видел я церемонию свадьбы. Только мы ушли с берега Тартаса и вступили в улицу, когда нам навстречу тройка катит. Три серых рысака — коренник и два впристяжку — шеи на сторону повыгибали, уздечки у них в алых лентах, в челках — тоже ленты вплетены, и дуга повита алыми и голубыми лентами, утыкана зелеными ветками; под дугой три колокольчика звенят-позванивают, сзывают на свадьбу честной народ. И народ заранее повысыпал из своих жилищ, чтобы с улыбками и поклонами встретить свадебный поезд, так красиво гарцующий по широкой улице.

На специально пристроенной в ходке скамейке, покрытой кумачом и застланной подушками, восседали жених и невеста. Невеста в белой фате, с венком из полевых цветов на голове, а жених в черном пиджаке, белой сорочке, в высокой темно-синей фуражке с лакированным, как у Андрияна, козырьком. Такие они оба красивые, что не насмотришься. Все это было будто не земное, а пришедшее откуда-то оттуда, из прекрасного, мне не известного пока загадочного мира.

Через сорок пять лет приведет меня вновь дорога моя в навсегда любимое мной отцовское село Ольгино. Запомнившиеся в детстве места, по которым мы тогда ехали с отцом, узнавал я и принимал всем своим сердцем. Теперь мы с братом Иваном ехали не на ходке, запряженном Игренькой, а на мотоцикле, управляемом тем же Степаном Ивановичем, нашим зятем.

Память детства подвела нас. От Усть-Изеса взяли мы влево и полетели мимо синих озер и колдобин, мимо густых алапов, через солнцем озаренные гривы и пажити, через обширные луга с голубыми корчажками стогов и стожков, пока не налетели на приютившееся посреди поля в окружении дальних лесов бревенчатое жилье — домишко какой-то там полевой бригады. Возле домишка того стояла не то телега, не то фургон, а рядом с фургоном стоял деревянный лагушок. На треск мотоцикла из фургона поднялся худой и длинный, густо заросший пегой щетиной мужик моих примерно лет. На наш вопрос, как попасть в Ольгино, мужик удивленно вскинул выжженными на солнце бровями и глухим голосом сказал:

— О-ого! Далеченько это вы, ребята, забрали. Теперь либо назад давайте, либо вот так, — показал на юг рукой, — напрямик через поле и пашню. Проедете, не застрянете.

Напившись из лагушка озерной слащавой воды, мы рискнули двинуть напрямик. И намаялись порядком, пока через низинное густотравье, потом через свежую пахоту проволокли мотоцикл и выбрались наконец на ровное поле. Впереди, залитое августовским солнцем, плыло в мареве, село Ольгино. В него мы въехали со стороны скотных дворов, переполошив гребущихся на дороге кур.

А вот и та самая широкая улица, на которой в тот давний-предавний день весельем кипела свадьба. Кто она была, та невеста, кто был он, ее жених? Какая судьба их постигла? Если живы, то им уже за шестьдесят. Но для меня они всегда остаются молодыми и красивыми. И свадьба их, первая мною виданная и слышанная свадьба, навсегда остается для меня самой яркой свадьбой.