Алана торжествующе выудила из вороха тряпок кусок мыла и расческу. Потом обнаружила нож и два одеяла…
Отнеся отобранные вещи в дилижанс, девушка задумчиво посмотрела в сторону речки. Может, искупаться?
Вода была ледяной. Кожа Аланы сразу покрылась пупырышками, но девушка все равно окунулась в речку, с удовольствием смывая с себя грязь. Вымыв голову и тело с мылом, Алана выбежала на берег и, стуча зубами от холода, принялась торопливо одеваться.
Рваное и грязное ситцевое платье валялось на снегу. Алана нарочито небрежно наступила на него ногой и облачилась в мягкую, приятную на ощупь замшу. Индейское платье было не только теплее и практичнее в носке; в этом переодевании для Аланы заключался особый смысл: это был знак того, что она хранит верность погибшему жениху.
Девушка расчесала волосы и заплела две косы, завязав кончики кожаными тесемками. Косы получились роскошные – каждая толщиной в руку – и очень длинные, ниже пояса. Впервые за долгое время Алана почувствовала себя самой собой, и это придало ей уверенности. Что бы ни говорил капитан Беллинджер, она больше не будет одеваться, как белая женщина!
– О, ты снова стала шайенской принцессой, Синеглазка! – раздался внезапно за спиной Аланы бархатистый голос Николаса.
Она испуганно обернулась. Капитан подкрался тихо, как кошка.
Видя откровенное изумление на лице Аланы, капитан довольно рассмеялся и показал ей пойманную добычу.
– А ты, наверное, и не подозревала, что белый человек способен ходить так же бесшумно, как индейцы?
– И давно вы за мной подглядываете? – сердито спросила Алана.
Капитан расхохотался еще громче.
– Не бойся, Синеглазка. Самое интересное я пропустил – пришел, когда ты уже расчесывала волосы. Никогда бы не поверил, что кто-то способен искупаться в такой холодной воде! – добавил он, с уважением посмотрев на Алану.
– Индейцы – народ закаленный. Это изнеженным белым подавай тепленькую водичку.
Но Николас не обратил внимания на ее язвительные слова, а спокойно спросил:
– Почему ты решила переодеться?
Алана смерила капитана уничтожающим взглядом и демонстративно повернулась к нему спиной.
– Потому что потому! Это платье – подарок моей бабушки, и я не собираюсь его снимать.
– Как хочешь, – согласился Николас. – Должен признаться, оно тебе очень идет.
Алана подозрительно покосилась на него, но предпочла промолчать.
Подойдя к речушке, она проворно ощипала и выпотрошила дикую индейку, которую принес капитан.
– Но как вы ее убили, ведь пистолет остался у меня? – удивленно спросила она.
– А как ты убила кролика?
– Камнем.
– Ну, я, конечно, не такой меткий стрелок. Мне просто повезло: я вспугнул своим появлением стаю птиц, они кинулись наутек, и одна запуталась в кустах, – капитан улыбнулся и лукаво добавил: – Так что мне осталось только ее распутать.
– Что-то не верится, – с сомнением произнесла Алана.
Она понесла птицу к костру.
Идя за Аланой, Николас впервые заметил, что у нее, оказывается, изящная фигурка. Свободное платье не скрывало, а скорее подчеркивало плавные линии бедер, соблазнительно покачивающихся при ходьбе. Какая удивительная грация! Почему он раньше не обращал на это внимания?
Господи! Ну что за бред?! Николас поспешил отогнать внезапное наваждение. Похоже, пуля задела не только его плечо, но и голову. Иначе с чего бы в нее лезли такие дурацкие мысли? Нашел, на кого польститься! На сущего ребенка!
Наткнув птицу на вертел, Алана озабоченно посмотрела на капитана Беллинджера. Вид у него был больной.
– Давайте я перевяжу вашу рану, – сказала она, доставая бинты.
– Не надо.
– Надо, капитан Беллинджер, надо. Присядьте к костру, – мягко, но давая понять, что возражать бесполезно, сказала Алана.
Капитан нахмурился, но потом пожал плечами и сел.
– Не женщина, а кремень! От кого ты научилась держать мужчин под каблуком, Синеглазка? Тоже от бабушки? – с усмешкой поинтересовался он, но тут же скривился от боли: разматывая бинты, Алана как будто бы невзначай задела рану.
– Мой дедушка не был подкаблучником, – отрезала Алана. – Они с бабушкой прекрасно понимали друг друга. Всем бы женщинам такого хорошего мужа…
– Можно подумать, ты по этой части знаток, – хмыкнул капитан. – Сколько тебе лет, крошка? Тринадцать? Или уже четырнадцать?
Лицо Аланы окаменело.
– Ваша рана понемногу затягивается, – словно не расслышав вопроса, заметила девушка.
– И все-таки, – не унимался Николас, – сколько тебе лет? Почему ты не отвечаешь?
– Капитан Беллинджер, – спокойно сказала Алана, – ваш юмор неуместен.
И так туго завязала узел на бинте, что Николас охнул.
Однако упрямства ему было не занимать.
– Знаю, почему ты отмалчиваешься! Тебе, наверное, и тринадцати еще нет! – поддел он девушку.
Такое вынести она уже не могла!
– Мне скоро будет восемнадцать, капитан!
– Быть того не может! – не поверил Николас. – У тебя совсем детский вид.
– Смотря с кем сравнивать, – прищурилась Алана. – Если с вами – то да.
– Ага! – шутливо обиделся Николас. – По-твоему, я старик? Сколько же мне лет, как ты думаешь?
Алана решила его подразнить и сказала, прекрасно понимая, что это не так:
– Лет тридцать восемь – сорок. Во всяком случае, лучшие годы у вас позади. В вашем возрасте мужчина уже не представляет интереса для женщин.
Николас подхватил ее игру и, застегивая мундир, деловито спросил:
– А что, если мне уже под пятьдесят?
– Не может быть! – изумилась девушка, позабыв, что она хотела разыграть Николаса. – Признайтесь, вам на самом деле лет двадцать пять, да?
– Ты почти угадала, Синеглазка. Мне двадцать восемь, – торжествующе заявил капитан.
– Обманщик! – топнула ногой Алана. – Так я и знала! Вы коварный обманщик. Хотя… чего еще можно ожидать от бледнолицых.
– Но ты первая начала, – с улыбкой напомнил Николас.
Алана вынуждена была признать его правоту и молча склонилась над костром.
– Давай объявим перемирие, – предложил капитан. – Хотя бы до тех пор, пока не подоспеет помощь. А потом можешь опять считать меня своим врагом.
– Я вас врагом не считаю, – тихо промолвила Алана.
Капитан понимал, чего ей стоило произнести эти скупые слова, но все-таки уточнил:
– Значит, мир?
– Д-да…
Наступила долгая пауза. Обоим почему-то стало неловко.
– Скоро стемнеет, – наконец нарушила молчание Алана. – Похоже, опять начнется метель.
Николас сосредоточенно рассматривал носки своих сапог.
– Я слышал, индейцы умеют предсказывать погоду. Это правда?
– Моя бабушка умела. И я не помню случая, чтобы она ошиблась.
Щеки Аланы порозовели от жара костра, и Николас вдруг обнаружил, что она прелестна.
– Расскажи мне про свое детство, Синеглазка, – попросил он. – Каким оно было? Я не представляю себе, что значит расти на природе… Ты была счастлива?
– Да, очень, – прошептала Алана. – Дедушка с бабушкой всегда были ко мне добры. Дедушка даже разрешил мне самой выбрать мужа. Я росла в красивом, благодатном краю. В лесах водилась дичь, в ручьях и реках было полно рыбы. Шайены жили прекрасно, пока… пока не…
– По-моему, индейка готова, – торопливо сказал Николас и тихо добавил, протягивая кусок Алане: – Прости, Синеглазка, я не хотел бередить тебе душу.
Они поели в полном молчании, а птичьи кости Николас закопал, чтобы лишний раз не привлекать к дилижансу внимание диких зверей.
Внезапный порыв ветра задул огонь, и с неба, словно из пуховой перины, посыпались крупные белые хлопья. Уже через минуту вокруг не было видно ни зги.
Алана и Николас со всех ног помчались к дилижансу. Она, дрожа, забилась в угол.
Николас надежно запер дверь и повернулся к девушке.
– Ты была права. Черт-те что творится! Проклятая буря! – в сердцах воскликнул он, но, вспомнив, что чертыхаться в присутствии девушки не положено, прикусил язык.