— Держись, товаришок… — прошептал себе Владислав, принимаясь за дело и чувствуя, что с этими словами к нему вернулись спокойствие и уверенность.
Больной лежал тихо, в полузабытье и, по-видимому, не чувствовал ничего. Владислав работал быстро. Случай необыкновенно тяжелый: гангренозное воспаление распространилось слишком далеко. Проще было бы ампутировать ногу. Но ему этого не хотелось делать. Он надеялся на лучший исход. «Возбудитель гангрены не любит кислорода… Он предпочитает жить подальше от воздуха, — вспоминал Владислав лекции своего учителя, любителя всяческих шуток даже в серьезных случаях. — Разрезы, разрезы… А затем дезинфицирующие повязки… Все очень и очень просто… Нога останется…» — рассуждал он сам с собою. Рассуждения ему нужны были, чтобы сохранить самообладание.
— Тампон! — потребовал он, протянул руку и не получил из рук Ориши ничего.
— Тампон! — повторил он громче и поднял недоуменный взгляд на нее.
Она стояла, выпрямившись и прислушиваясь к какому-то шуму за дверью. Белое лицо ее еще больше побелело. Ресницы упали глубокими тенями. Между бровями появились две складки. Ориша не только прислушивалась, но и лихорадочно что-то обдумывала. Дверь распахнулась, и в комнату вошел серолицый немецкий офицер, похожий на плохо отесанную длинную палку. Он обратился к Орише по-немецки:
— Кто лежит на столе?
Владислав понимал по-немецки. В тоне вопроса он заметил нотки угрозы. Это не удивило. Поразил ответ Ориши:
— Солдат… Русский солдат, господин капитан. Я разрешила операцию по настоянию вот этого хирурга, — она взглядом указала на Владислава.
«Что это все значит?» — Владислав побледнел, но не испугался. Снова наклонившись над раненым, он произнес твердым голосом:
— Передайте немецкому офицеру, что я не смогу закончить операцию только в одном случае, — если он меня убьет.
— О чем говорит этот замарашка? — спросил немец.
— Он говорит, — перевела Ориша, — что не сможет закончить операцию только в том случае, если будет убит.
— Ха-ха-ха! — резко рассмеялся немец и так же резко оборвал смех. — Скажите ему, что я всегда успею убить его. Как чувствует себя лейтенант Штраух?
— К нему возвратилось сознание, господин капитан.
— Оперировал его тоже этот? — спросил немец, указывая пальцем на Владислава.
— Да, он, господин капитан.
— Очень хорошо. — Немец прошелся по комнате, присматриваясь к лежащему на столе.
Ориша передвинулась к изголовью, закрывая собой покрытое марлей лицо раненого. Владислав заметил это движение и подумал о существовании какой-то тайны, помочь ей сохранить которую может только он. И одна эта мысль о тайне, о том, что он причастен к ней, неожиданно изменила все.
— Передайте немецкому офицеру, — произнес Владислав строго, — что я не разрешаю никому из посторонних присутствовать на операции.
Ориша сразу же перевела.
— Ха, вот как! — воскликнул, бледнея, немец.
— Имейте в виду, — заметила Ориша, — что только он может помочь лейтенанту Штрауху… Он очень опытный хирург.
Немец стоял, широко расставив ноги, скрестив руки и щурясь на Владислава, словно на какую-то невидаль, Ориша закусила губу: она знала, на что был способен немецкий капитан, начальник лагеря военнопленных.
— Вы всегда сможете пригласить хирурга на стрельбище, — сказала она и дерзко посмотрела на немца.
Владислав не знал, что значит получить приглашение на стрельбище, но и без этого догадался, что под этим подразумевается.
— Вы правы, — произнес немец, покачиваясь на длинных ногах, и, круто повернувшись, вышел из комнаты.
— Тампон! — почти крикнул Владислав.
Руки его мелко и противно дрожали. Но он упорно продолжал операцию. «Я должен, я обязан закончить… Если я не закончу, человек умрет. Солдат умрет! Может быть, такой же солдат, как и тот, который отдал свою жизнь за горсть семечек, только бы не сидеть в бездействии в загородке для скота».
Ориша молчала. Владислав не смотрел на нее, но ему почему-то подумалось, что лицо ее стало маленьким, почти птичьим.
V
Когда все кончилось, он вернулся в свою комнату. А через-сутки конвоир объявил, что капитан на завтра приглашает его на стрельбище. «Конец, смерть…» Владислав почувствовал, как сразу для него стало безразличным все окружающее, кошмары лагеря, далекое прошлое, странная больница, в которой он успел сделать всего две операции, загадочная хозяйка больницы, мучительные раздумья о последних днях жизни. Звучал только в ушах затухающий зов солдата: