Впрочем, как раз ждать-то мне и не пришлось. После секундной заминки открылась вторая дверь, и из нее вышел высокий пожилой человек с лысым, шишковатым черепом, странно узкими челюстями и неправдоподобно аккуратной щеточкой седых усов.
– Коля, посиди пока в машине, – очень спокойно сказал он. – А мы с товарищем уполномоченным пройдемся немного по бульвару. Не возражаете, Владимир Викторович?
Это и был Папа, он же Паперный Кирилл Григорьевич, сорок первого года рождения, ранее судимый, уроженец города Черновцы.
Старик строго-настрого запретил нам употреблять выражения из русской народной фени типа «пахан», «толковище», «общак» и так далее. «Если от кого услышу «забить стрелку», – говорил он, – я ему такую стрелку в одно место забью, что мало не покажется. У вас есть язык Пушкина и Толстого. Вот на нем и извольте объясняться. Пока он еще существует». Поэтому в рассказе о Папе я постараюсь придерживаться максимально литературных словосочетаний.
Папа фигура весьма и весьма любопытная. Например, он единственный из известных мне людей, у которого есть три различные, причем совершенно официальные биографии. Согласно первой из них, в семьдесят втором году в далеких северных краях группа чем-то недовольных граждан затолкала Папу в стальную бочку и там превратила в окрошку при помощи бензопилы «Дружба». Вторая утверждает, что после этого, уже в восьмидесятом, его расстреляли из трех стволов вместе с машиной и шофером, после чего сожгли в этой машине, чему было множество свидетелей. Это, однако, не помешало Папе и по сию пору жить в Москве и успешно заниматься своим бизнесом.
Бизнес у Папы такой. Многие уважаемые граждане, отправляясь на некоторое время в отдаленные места нашей необъятной Родины, где им предстоит носить довольно однообразную униформу, оставляют на Папу управление серьезными и подчас поставленными с большим размахом делами. Так же поступают и некоторые другие авторитетные люди, которые пока никуда не уезжают, но по каким-то причинам не хотят сами решать свои финансовые вопросы. Из получаемых доходов Папа платит адвокатам, прокурорам, надзирателям и так далее, а также организует моральную и материальную поддержку лицам, пребывающим далеко от дома. Круг папиных интересов не ограничивается Россией, или даже СНГ, господин Паперный регулярно бывает за границей и вполне сносно объясняется по-английски и по-немецки, каковые языки выучил самостоятельно. На собственные же деньги он единолично содержит детский дом в родных Черновцах.
– Володя, – сказала Полина, – ну как ты питаешься? Что толку в этих твоих синтетических витаминах? Сейчас осень, столько свежих овощей!
– Полина, ну когда мне возиться с разносолами? Домой приходишь ночь-полночь, если не утром, сварил пельмени и упал замертво.
– Хорошо, я сама буду готовить тебе салаты.
Я слабо застонал.
Папа назвал имя. Чхаидзе Реваз Автандилович, более известный как Абрек – это, по словам Папы («С моих слов записано верно…»), и есть наш новоявленный мастер холодильных агрегатов с пониженным содержанием фреона. Знаем, знаем. Безбашенный тип, папин конкурент и соперник, давно метит на его место, хотя какой, к черту, из этого бесноватого менеджер и бухгалтер? Паперный уж по крайней мере, человек вменяемый. Выражался он в этот раз как-то расплывчато, хотя обычно формулирует свои требования жестко и конкретно; Абрека трогать не велит, но и сам на разборку его не тащит – какая-то в державе датской гниль.
Итак, из паранормального морозильного хаоса выступила фигура… во мгле заката, в руке граната… Что сей сон предвещает? Как пить дать, какую-то безобразную сцену со скандалом и пальбой, не иначе…
Что верно, то верно, нет новых преступлений, все уже было, значит, надо идти в техническую библиотеку и смотреть – где и почему взрывались холодильники, печки, стиральные машины и пылесосы.
Да, но в библиотеке сидит Полина. А Полина… Ох, это история непростая.
Все Управление знает, что у нас в библиотеке работает дочь ныне в бозе почившего генерала Воропаева; как говорили, «того самого» Воропаева – начальника и знаменитости, одного из тех зубров, чья бурная милицейская биография уходила корнями в романтическую местность под названием Туркестан, а также в организацию с неприятным названием НКВД. Дальше, естественным образом, КГБ, потом – ФСБ, и в конце концов – ЦКБ. Но прежде чем испустить боевой дух, он, при помощи испытанных в сражениях друзей, поднял свою дочь (которая по возрасту годилась ему во внучки) до капитанского звания и пристроил на работу в Управление. Почему не в Контору – понятия не имею.