Существует конюшня, и в ней всеобщие любимцы, две лошади – почтенная кобыла Звездочка и Ланселот – восьмилетний чалый жеребец весьма спокойного нрава. По своим статям он, на мой взгляд, вполне подходит странствующему отпрыску благородного семейства.
Однако в моем теперешнем виде в Долине делать нечего. Там очень полезно быть и выглядеть дворянином – для тамошней публики это вроде нашего «ветеранам без очереди». Что ж, как управляющий Домом я имею полное право по меньшей мере на баронский титул.
Джинсы я сначала закатал, а потом заправил в мои ковбойские сапоги; волосы при помощи резинки собрал в хвост; пиджак снял и из гардероба сэра Генри достал длинную замшевую безрукавку, по краям отороченную мехом. Вкупе с небритой физиономией выходило вполне убедительно. Да, но у дворянина должен быть меч. Казалось бы, не проблема – мечей в Доме на обоих этажах над каждым камином и между, но ведь это все двуручные чудища, их впору вдвоем поднимать – не тащить же на себе всю дорогу этот металлолом!
К счастью, я припомнил, что в кабинете-библиотеке – наши молодцы там не отваживались шутить – над столом висит классический японский комплект – катана и вакидзаси. Их-то можно унести с собой в любом случае.
Все верно, но ведь для катаны не предусмотрено никакой портупеи! Ах, будь ты неладна. Я прихватил со стены знамя какого-то там полка с золотыми кистями, скатал, обернул вокруг пояса, затянул и заколол. Вышло просто замечательно, за таким кушаком можно было унести не то что любой меч, но и полдюжины пистолетов впридачу.
Тут как послышался стук подков по паркету и покряхтывание лестницы – Герман затаскивал старину Ланселота на второй этаж. Само собой, собралась вся компания. Я ожидал недовольства обхождением с реликвиями, но ошибся. При виде моего феодального наряда они приумолкли и замерли. Бетси извлекла из рукава кружевной платочек и приложила к уголку правого глаза.
– Боже, – вздохнула она, – Вылитый сэр Генри.
Это тоже их идея фикс. Наши оригиналы почему-то уверены, что между мною и сэром Генри существует прямо-таки фантастическое сходство, что дает повод к странного рода ностальгии. Я к этой версии отношусь более чем скептически, да и парадный портрет в библиотеке (в совокупности с зеркалом) подобную идею скорее опровергает, нежели доказывает.
– Патрик, вы деньги принесли?
– Да, сэр.
Шесть длинных кошельков, в каждом по двадцать золотых профилей Иакова Первого – что делать, долларов в Долине не понимают. Я взял повод: «Спасибо, Герман, я сам, и приберите тут» – лошадям не втолкуешь, где что можно, а что нельзя – и прошел в Двери.
Мы стояли на вершине холма среди кустов, цветов и деревьев, светило солнце, порывами налетал теплый ветерок. Господи… Ни шпаклевки, ни счетов… и, кстати, я ведь уже полтора года без отпуска. Прожужжал шмель. Как хотите, не буду я спешить искать этого резчика – вот запасусь едой и завалюсь спать в каком-нибудь стогу. Я вдел ногу в стремя и махнул в седло. Что у нас за этими кустами?
Это была все та же холмистая равнина, с моей высоты ясно виднелись лес, река, и слева внизу – деревушка в двенадцать-пятнадцать домов. Впрочем, она мне, кажется, ни к чему, а помнится, надо здесь что-то объехать, затем спуститься, и через милю – трактир, в котором запросто можно узнать не только, где найти резчика, но и отчего, скажем, умер брат его первой жены. Но куда сворачивать и что объезжать, хоть тресни, я вспомнить не мог. И наплевать. Отличный денек, подо мной хорошая лошадь, солнце еще высоко – куда-нибудь да приеду.
Оставив позади первый холм, мы рысью взлетели на второй, пониже, и очутились на проезжей дороге. Ах да, правильно, я должен был завернуть за Вход, и сразу налево, и тогда в двух шагах деревня и тот трактир – а теперь я гнал, собственно говоря, в противоположную сторону. Ну и ладно, ничего, главное – экологически чистая среда, и вон там лес редеет и за ним какие-то строения – там мне наверняка все и расскажут.
Ланс попрашивал повода, и остаток пути мы пронеслись хорошим галопом – по тропинке и дальше вдоль каменной ограды. Даже приподнявшись в стременах на рослом ганновере я не смог толком через нее заглянуть, и лишь убедился, что по ту сторону двор со службами и, похоже, чья-то повозка. Тут я придержал ход, потому что у столба ворот стояла женщина и смотрела на меня.
На вид ей было лет двадцать восемь, роста выше среднего, то есть по здешним меркам довольно высокого, громадная копна вьющихся каштановых волос и та длинная шея, которую именуют лебяжьей. Лицо… даже не знаю. У нее были большие-пребольшие карие глаза, не слишком короткий нос и вообще та очаровательная неправильность в чертах, что делает женщину привлекательной с детства и до могилы. Кроме того, какой-то умник вбил людям в головы, что идеальная фигура описывается цифрам девяносто – шестьдесят – девяносто. Что в этом тоскливом занудстве идеального, я никогда не понимал, и фигура незнакомки была куда милее моему сердцу, ибо явно укладывалась в параметры сто пятьдесят – пятьдесят – девяносто. Неудивительно, что и Ланс остановился как вкопанный, так что я едва не ткнулся носом в гриву.