– Прежде чем продолжить, еще один вопрос, майор. Правильно ли я понял, что у вас налажена и связь с люфтваффе?
– Разумеется, господин полковник, без этого никак нельзя. Не всегда регулярно, так сказать, с переменным успехом, но мы это осуществляем.
Боже мой, ну ясное дело, он сидит на этом унитазе и воображает себя бомбардировщиком. Бомбит. Нерегулярно. Не будем уточнять, что у него изображает пулемет.
– Да, майор. Авиация очень зависит от сил природы… Как на бомбосбросе, сфинктера не заедают?
Дедушка Вольф печально кивнул.
– К сожалению, бывает, господин полковник.
– Ну хорошо… Итак, майор, сейчас я сообщу вам стратегическую информацию исключительного значения. За ее сохранность вы отвечаете по всем законам военного времени. Итак. Прорыв, о котором шла речь – это часть большого наступления, которое последует в ближайшее время.
– Я догадывался.
– Не сомневаюсь. На нашем участке направление таково…
Вот дьявол, где тут побольше места? Ударим-ка к двери ванной, мимо биде.
– … на сей раз с правого фланга, вот отсюда, на северо-запад – вот так. Как видите, здесь выявлено много укрепрайонов противника… – я величественно махнул рукой в сторону пестрых красных квадратов. Господи, да с кем же мы воюем? – Майор, я обращаюсь к вашему опыту и военной интуиции. У вас лучшая в дивизии карта, прямая связь с воздушной разведкой, вы один из самых грамотных офицеров… короче, владеете ситуацией. Прикиньте со всеми возможным обоснованиями три-четыре варианта переброски войск по этому направлению, набросайте схемы, обеспечение, поддержку… вы меня понимаете. И будьте готовы к совещанию в штабе. Во времени не ограничиваю, время пока есть, мы нуждаемся в очень серьезном подходе. Вам ясна задача?
– Так точно! – с неподдельным чувством отозвался дедушка Вольф.
– Ну и прекрасно. А пока отправляйтесь спать, это приказ – у вас утомленный вид, а мне нужны командиры с ясной головой. Немедленно, майор.
На этом туалетно-военный совет закончился и начался семейный. В кабинете у Старого Карла присутствовали: сам хозяин, естественно, Амалия, Брунгильда и я. Руди не пригласили по той простой причине, что Хельмут вообще не считал его за человека, Магду тоже в этом доме ни к каким серьезным решениям не допускали – для Старого Карла она была таким же представительским атрибутом как, скажем, его новый «майбах». Ну положено бизнесмену такого ранга иметь роскошный, хотя и выдержанный в строгом стиле лимузин, а также красавицу жену хотя бы с намеком на какой-то вес в обществе. Кроме того, Амалия считала, что в доме, где растут две девочки, необходима какая-то постоянная женщина, обладающая вкусом и знакомая с современными течениями. Для самого же Старого Карла, насколько я понимаю, первой и последней женщиной на свете оставалась его покойная жена Мария, и никаких других больше не существовало – впрочем, тема эта тщательно оберегалась и обходилась, и задать хозяину вопрос о прошлой и нынешней семейной жизни мог разве что бесповоротно отчаявшийся самоубийца. Но я бы и такому не советовал.
– Садись, генералиссимус, – прохрипел Старый Карл, усевшись на председательское место за своим аэродромного вида столом.
С голосом у господина Хельмута Ветте тоже большие проблемы. Строго говоря, никакого голоса у него нет вообще – тот, кому хоть раз довелось слышать достопочтенного адмирала Хэккета (или непрошибаемого генерала Раама), поймет, о чем я говорю. Колебания воздуха, которые производили голосовые связки Старого Карла, можно назвать хрипением, шипением, сипением – впечатляющим по мощи, вполне модулированным по тону, так что в отчетливости речи нет ни малейших сомнений – но голосом в общечеловеческом смысле слова это становилось лишь тогда, когда он орал во всю глотку. Легко догадаться, что мне случалось сталкиваться и с этой вариацией.
– Сегодня у нас вечер чудес, – громовым шепотом начал Старый Карл. – На семейном собрании присутствует чужой… обормот… Небывалые дела. Только одно и утешает – это сын Отто Штейнглица… Скажи спасибо своей фамилии…
Тут, без всякого стука и доклада, вошла Марта – уже без шприца и прочего снаряжения – и сказала:
– Спит как убитый. Без лекарств. Это первый раз за два года, – и ушла.
Старый Карл засопел.
– Бруно. Мы любим дядю Вольфганга. С ним обошлись несправедливо… но дело не в этом. Просто мы его любим. То, что он здесь – это нарушение закона. Мы идем на это. Терпим все неудобства.