Инна впилась в меня диким взглядом и прошептала:
— Не может быть… Невозможно… Я только вздохнул.
— Все возможно. Они ссорились в школе, враждовали?
— Ну… у них было соперничество…
— А потом? Были какие-то совместные дела? Может быть, как-то связанные с девушками?
Она энергично затрясла головой.
— Если что-то и было, мне об этом ничего не известно. Нет, Володя, я не верю. Не верю, и все. Это какая-то чепуха. И вообще, никто из ребят не способен…
— Подождите, Инна Леонидовна. Еще вопрос. Такое имя — Минашин Василий Георгиевич — вам о чем-нибудь говорит?
Она снова искренне задумалась, наморщив лоб. Инна была искренним человеком, редкое качество в наше время, вот что влекло к ней бывших учеников спустя столько лет после школы… Хотел бы я знать, как к ней относится теперешняя молодежь.
— Ну как же, — вдруг сказала Инна. — Конечно, говорит. Он работал у нас учителем труда. Правда, недолго. Уехал куда-то.
Еще классики заметили, что человеческая способность удивляться имеет конкретные пределы, которые вполне реально перешагнуть.
— Хорошо, последний вопрос, на всякий случай. Гурский Станислав Сергеевич.
Нет, о таком она не слышала. Загадочная стрелка в сторону Папы оставалась.
— Значит, так, Инна Леонидовна. О нашем разговоре попрошу вас никому не рассказывать. Более того, если кто-то придет, или позвонит, или даже назовет мое имя, хотя бы даже сам Пономарев, воздержитесь, пожалуйста, от каких-либо обсуждений. Это мой телефон на всякий случай. И еще…
По-прежнему держа в руках альбом, словно боясь расстаться с ним, я опять уставился на фотографию.
— Была у Пономарева подружка? Девочка, с которой у него были… ну, хорошие отношения?
Инна снова взглянула на меня со страхом. Потрясающий нос давно перестал отличаться по цвету от остального лица.
— Была.
— Володя, — сказала Полина, — я понимаю, тебе дороги это балконное окно и дверь, ты вложил в них много труда, но с таким позором жить нельзя. Скоро зима, а это прямо какая-то разруха в годы гражданской войны. Во вторник пойдем заказывать пластиковое окно, надо спешить, пока скидки и профиль еще родной немецкий, а не лицензионный.
Я слабо застонал.
— Но в чем его логика? — спросил Игорек. — Он что, не понимал, что ты можешь заметить эту его обрезку, что мы все равно вычислим и школу, и фамилию? Или он маньяк, душевнобольной, который и знать ничего не хочет?
— Да никакой он не больной и все прекрасно понимает, — ответил я. — По-моему, он что-то задумал. Вообще тип какой-то трагический.
— Все это вздор, — оборвал наши излияния Старик. — Володя, извини, но ты меня разочаровал. Свое знаменитое вдохновение ты потратил на рутинное милицейское расследование. Даже если твоя затея с этой девушкой — Жанна ее зовут, да? — если эта провокация и сработает, нам все равно нечего ему предъявить. Вы арестованы, потому что в подвале разорвало куртку нашего сотрудника? Сахно надо брать с поличным, и только так, надо было придумать какой-то ход с этим прибором, вот на что ты должен был употребить свои таланты, а не стращать по школам отличников народного образования.
— Георгий Глебыч, вы что же, считаете, что я не прав и вся версия насчет Сахно — ерунда?
— Да в том-то и беда, что ты, скорее всего, прав… Володя, у нас цейтнот, нам на пятки наступает ФСБ, а к ним подбирается ГРУ — разнюхали, слетаются… Нас тут даже прокуратура не защитит.
Старик покосился на Игорька, и я понял, что слышу продолжение какого-то недавнего спора. Граф Ивлев тут же взвился.
— Разрешите мне. Хотим мы того или нет, в наших руках судьба гениального открытия и гениального физика. Да, он воспользовался знаниями для сведения личных счетов, попытался ликвидировать воровского авторитета, но заметьте — не продал своего изобретения в Америку, не обогатился за этот счет — значит, в этом человеке жив патриотизм. Без сомнений, Сахно владеет записями Пономарева-старшего, это национальное достояние, поймите, мы стоим на пороге пересмотра самых фундаментальных понятий современной физики…
— Пересмотром понятий пусть занимается академик Деркач, — зарычал Старик. — А у нас свои заботы, Игорь Вячеславович. Пусть я худший патриот, чем Сахно, зато понимаю некоторые простые вещи. У нас нет ни малейших оснований его задержать, да и володина куртка пока что целехонька, а вот чекисты без всяких оснований уволокут твоего патриота куда ворон костей не заносил, и завтра все его секреты всплывут у американцев, а послезавтра эти же американцы решат, что нашу нефть они могут прекрасно добывать и без нас. И это еще в лучшем случае. А в худшем мы подарим какому-нибудь подонку такую власть, какая ему во сне не снилась, и во первых строках он избавится от нас с вами, уважаемый Игорь, потому что мы станем категорически не нужны во всероссийском масштабе. А дальше начнется такое, о чем лучше не думать и чего мы, на наше счастье, уже не увидим.