В этом месте рассуждений уместно перейти к явному использованию личностного языка, личностной позиции и личностной коммуникации. В качестве промежуточной ступеньки такого перехода определенный интерес представляет «диалоговая» модель взаимосвязи теории и эксперимента. В этой модели взаимодействие теории и эксперимента в качестве двух различных структурно-функциональных компонент системы научного познания моделируется в виде информационного обмена между ними, где каждая из сторон попеременно выступает в роли либо приемника, либо источника информации. Такая модель ориентирует на «симметричный» подход к теории и эксперименту в системе современного научного познания, где они часто находятся в своеобразном «параллельно-дополнительном» отношении друг к другу. Возможность подобного «параллельного движения» теории и эксперимента обеспечивается возникновением в этой системе дополнительного уровня методологической рефлексии, на котором цели теоретического и экспериментального познания соотносятся и координируются друг с другом посредством задания общей для них научной проблемы.
И одна из особенностей системы современного научного познания в отличие от системы классического естествознания заключается в наличии в нем арсенала средств совмещения контекстов теории и эксперимента, благодаря которому те проблемы, которые появляются на горизонте теории, могут быть переведены в форму проблем, стоящих перед экспериментом. На теоретическом горизонте научные проблемы обычно появляются в форме логического противоречия «встречи» ранее развивавшихся независимо друг от друга теорий. Контекст «встречи» теорий был рассмотрен М.И.Подгорецким и Я.А.Смородинским, которые отметили, что «внутренние логические противоречия в физике всегда выступают одновременно с соответствующими противоречиями между теорией и экспериментом», добавляя при этом, что «можно даже сказать, что первые являются формой выражения вторых». [118]
2.4 Научный эксперимент и принцип Эйнштейна
Однако сам контекст встречи теории и эксперимента следует персонифицировать в духе синергетического подхода. В этом плане представляет интерес свидетельство В.Гейзенберга о его разговоре с А.Эйнштейном в 1925г., который разъяснил ему некоторые ранее остававшиеся в тени особенности методологического подхода, которым он руководствовался, создавая теорию относительности. В частности, Эйнштейн обратил внимание Гейзенберга на ошибочность мнения, будто создавая специальную теорию относительности, он исходил из узко понятой операционалистической и феноменологической точки зрения, по которой теория должна включать в себя только наблюдаемые величины, и что руководствуясь именно этим принципом, он и исключил из структуры СТО понятие механического эфира. Разъясняя свой подход в этом вопросе, Эйнштейн подчеркнул, что при построении физической теории, основанной на наблюдаемых величинах, важно не забывать о том, «что наблюдение в общем случае представляет собой чрезвычайно сложный процесс. Явление, которое мы хотим наблюдать, вызывает какие-то изменения в нашем измерительном приборе, вследствие чего в нем начинают происходить какие-то процессы, оказывающие в конечном счете обратное влияние на наши ощущения и фиксацию результатов наблюдения в нашем сознании.
Если мы хотим утверждать, что мы что-то наблюдали, нам необходимо знать, как функционирует природа на всем длинном пути от наблюдаемого явления до фиксации его результатов в нашем сознании. Мы должны, по крайней мере практически, знать законы природы. Лишь теория, т.е. знание законов природы, позволяет нам по ощущениям судить о лежащих в его основе явлениях. Утверждение, будто мы произвели наблюдение над каким-то объектом, по существу следовало бы заменить следующим, более точным утверждением: «Хотя наша цель состоит в формулировке новых, ранее неизвестньх законов природы, мы тем не менее предполагаем, что уже известные законы на всем пути от наблюдаемого явления до нашего сознания функционируют достаточно точно. В противном случае на них нельзя было бы положиться и, следовательно, говорить о наблюдениях не имело бы смысла». [53]
Изложенная в этих словах позиция Эйнштейна явилась, как вспоминает Гейзенберг, для него своего рода откровением, хотя в целом доводы Эйнштейна казались ему естественными и понятными. Тезис «лишь теория решает, что может наблюдаться», в котором суммарно выражалась суть позиции Эйнштейна, послужил эвристическим ориентиром для Гейзенберга на последующих этапах его работы над квантовой механикой, когда перед ним встала задача согласованным образом интерпретировать построенный им ее матричный формализм.