Противоположность методов абстракции и идеализации иллюстрируется примером развития понятия волны. Первоначально оно связывалось с образом механического периодического движения, распространяющегося, например, по туго натянутой струне. Затем возникло более абстрактное понятие электромагнитной волны, распространяющейся в вакууме. Далее в физику пришли волны, представляющие собой еще более абстрактные волны комплексных амплитуд в конфигурационном пространстве квантовых состояний. И наконец, нелинейная физика имеет дело с еще более необычными видами волновых объектов, именуемых солитонами и инстантонами и представяющих собой нелинейные волновые процессы, локализованные в случае солитонов в малой области пространства, а в случае инстантонов также и во времени.
И поскольку идеализация связана с осознаваемым упрощением исследуемой ситуации, с точки зрения синергетического процесса она представляет собой некий фиксируемый посредством конвенции компрмисс. Этот компромисс можно рассматривать как результат «встречи двух языков», например, языков теории и эксперимента, эксперимента и картины мира, и т.д. Наконец, его можно рассматривать как результат процесса интерсубъективной коммуникации, межличностного коммуникативного взаимодействия. Но я вернусь к традиции использования деперсонифицированного языка. К примеру, классическая физика принимала как нечто само собой разумеющееся идеализацию абсолютно точного измерения. Или вернее будет сказать, что в рамках классической физики сама возможность такого измерения вообще не рассматривалась в качестве некоей идеализирующей предпосылки, имеющей определенные границы применимости, определение которых требует специального анализа. Разумеется, это не означает, что в рамках классической физики не осознавалось, что всякое измерение сопряжено с определенными погрешностями. Просто предполагалось, что эти погрешности могут быть в принципе скомпенсированы, сделаны сколь угодно малыми посредством усовершенствования соответствующих методик и измерительной техники. Т.е. весь вопрос носит чисто технический и методический характер.
И можно без особого преувеличения утверждать, что такие неклассические теории, как СТО и квантовая механика, формировавшиеся в процессе кооперативного синергетического взаимодействия языков теории, картины мира и эксперимента, возникли во многом как компромисс по поводу границ использования идеализации абсолютной точности, измеримости, наблюдаемости, коммуницируемости. Но если идеализация — это компромисс, а компромисс — это устойчивое согласие, согласие в диалоге, то возникает ключевой вопрос о появлении этой устойчивости. Обычно его рассматривают в контексте проблемы оснований знания, нахождения или создания фундаментальной теории. О компромиссе здесь не упоминается. Здесь молчаливо принимается предпосылка абсолютной устойчивости фундаментальной теории, гарантии которой в зависимости от философских предпочтений видят либо в устойчивости языка математики, коренящейся в вечных и неизменных эйдос-формах Платона, либо в устойчивости «языка фактов», добытых посредством «натурного» эксперимента, языка «самой природы». Между этими полюсами коммуникативной деятельности взаимодействующих и часто конфликтующих языков и развертывается коммуникативное пространство идеализаций как системы конвенций разной степени устойчивости.
Сказанное можно перевести в деперсонифицированный язык, рассматривая идеализацию в контексте ее соотнесенности с экспериментом и теорией. Именно в таком контексте она обсуждается А.А.Андроновым, А.А.Виттом, С.Э.Хайкиным. Они подчеркивают, что ответ на вопрос о допустимых границах идеализации «может дать в конечном счете только опыт. Только сопоставляя те ответы, которые дает на тот или иной вопрос наше идеализированное рассмотрение, с результатами опыта, мы можем судить, законна ли та или иная идеализация».
При этом обращается внимание на следующие принципиально важные моменты. Во-первых, «считать расхождение теории и опыта бесспорным доказательством недостаточности исходной идеализации и необходимости учесть какие-то новые свойства системы для объяснения наблюдаемых явлений» мы можем лишь в том случае, когда «теоретическое рассмотрение нашей идеализированной схемы приведено вполне строго». Во-вторых, информацию о допустимости той или иной идеализации, можно извлечь также и «из сопоставления результатов двух различных теорий, одна из которых развита с использованием данной идеализации, а другая без этой идеализации». Такое сопоставление есть очень важный момент теоретической деятельности, его можно рассматривать как одну из форм мысленного экспериментирования, а тем самым — коммуникации. В результате этого мысленного экспериментирования выстраивается канал обратной связи, информирующий о том, как конкретно сказывается пренебрежение тем или иным свойством исследуемой системы на возможности объяснения наблюдаемых в эксперименте явлений. Кроме того, происходит развитие субъективного опыта и развитие интуиции в направлении того, «что важно и что не важно в отношении рассматриваемого круга вопросов». С точки зрения представлений о межличностной коммуникации, диалоге и идеализации как компромиссе встречи языков важно также, что «характер идеализаций, допустимых при рассмотрении той или иной задачи, определяется всей задачей в целом, и зависит поэтому не только от свойств рассматриваемой системы, но и от того, на какие именно вопросы мы хотели получить ответ при рассмотрении задачи». Иными словами, говоря о допустимости или корректности той или иной идеализации, мы должны соотносить ее с той целью, ради которой мы данную идеализацию принимали. Соответственно вопрос о том, какие свойства в системе считать существенными, а какие нет, будет лишен смысла, пока мы не уточним область контакта встречающихся носителей коммуникации.