1975
ВОРЧИШЬ ПОРОЙ, НОЧАМИ МУЧАСЬ
Ворчишь порой, ночами мучась,
Гудит с устатку голова.
Такая каторжная участь —
В свой лад сколачивать слова.
Такая сказочная доля —
Услышать, ношу скинув с плеч,
Многоголосую, как поле,
Тобою вспаханную речь.
А где то поле? В поле что там?
В ином не сыщешь колоска,
Лишь, изъязвленная осотом,
Лежит болотная тоска.
Подчас и колос — лишь полова,
В нем лживый вкус, обманный вес,
Известно, что основа слова
Чужда ничтожности словес.
Иную речь отыщешь разом,
Иной глагол — года лови
Вот так же, как находят разум
На колдобоинах любви.
…Молчишь и маешься ночами,
Чтоб обрести на речь права.
Когда слова́ сильней молчанья —
Тогда лишь тратятся слова.
1976
ВОСПОМИНАНИЕ О ПРОЛЕТАРСКОЙ ДИВИЗИИ
Ах, станет сердцу жарко,
Как вспомнишь те годки, —
Родная Пролетарка,
Московские полки!
Среди дивизий славных,
Каленых добела,
Среди своих и равных
Ты первая была.
И в радости, и в горе
Всегда в ряду с братвой,
Я был твой стихотворец
И знаменосец твой.
На праздничных парадах
Живая шла скала,
Шагала наша радость,
И гордость наша шла.
И с нами Вечный город,
Державы всей душа.
Мы шли, на вязь собора
Равнение держа.
Бывало так — тирады
С ухмылкой плел простак:
— Парады, что ж — парады,
А на войне-то как?
Мы усмехались: — Шпарьте…
Работали вдвойне.
Одной из первых гвардий
Ты стала на войне!
Года бегут, и ярко
Мне виден первый полк,
Родная Пролетарка,
Знамен багровых шелк,
И молодость, и сила,
И первых строчек след,
И Родина Россия,
Которой двадцать лет.
1977
И ПИР БЕЗ КРАЯ УГНЕТАЕТ
И пир без края угнетает,
И в тягость женщина, когда
Молчит и терпит, как святая
На дыбе вечного суда.
Нет, бабы спорят, как парламент,
Что утром встал не с той ноги,
И мир дерется и горланит,
Свои не пряча синяки.
Он, этот мир, совсем не робок,
И на его лице бойца
Печати местных нервотрепок,
Рубцы немецкого свинца.
1977
ПОРОЙ ОТ ВЗДОРА САТАНЕЮ
Порой от вздора сатанею.
Нет, это, право, не умно:
Я был вселенной, стану ею,
Как хлеб насущный и вино.
И злой дурак, и добрый гений
Мы в землю все в свой срок уйдем
Могучей плотью удобрений,
Тяжелым градом и дождем.
Мы старше. Старится планета.
Трубит во славу истин медь.
И мы исчезнем. Трудно это
Живой душе уразуметь.
И все ж с усердием педанта
Не станем зря искать ответ,
Уж коли Пушкина и Данта
Не пощадил наш белый свет.
1977
КОГДА ХМЕЛЕЕТ ГОЛОВА
Когда хмелеет голова
От женских губ и от полета,
Я понимаю птиц слова
И голос бурого болота.
Я различаю речь берез,
И бормотание стрекоз,
И жениха кукушки
Гаданье у опушки.
И мне становятся тогда
Ночей понятны крохи:
Молвь городов (она горда)
И деревенек вздохи,
Ворчливой молнии укол,
И ржи рифмованный глагол,
И мерный говор лета,
И первый клик рассвета.
Я слышу гиканье и гам
Артели воробьиной,
Коней беседы по лугам,
И рек мотив старинный,
Колодца брошенного вскрик,
И ветхой мельницы язык,
И шум оглохших сосен.
Чей диалог несносен.
Когда хмелеет голова
От женских губ и от полета,
Ты понимаешь, как права
Любовь, поднявшая кого-то,
Любовь, способная разжечь
Земли таинственную речь,
И слух ее, и зренье
Вместить в стихотворенье.