Жена плечиками задумчиво повела:
– А ворота-то когда покрасишь?
– Да покрашу, покрашу.
Ушла. Взглядом где-то далеко, глаза загорелись… Мечтай, моя милая, мечтай. Чего хочет женщина, того хочет Бог.
Не моргни
– Ларкин, бросай ты эту возню, пошли…
– Ты чего? Куда?
– Пошли на море.
– Да ну тебя! У меня суп варится, машинка стирает…
– Выключи все, пошли…
– Надо тебе – иди. Отстань. Лилу вон возьми.
– И Лилу возьмем. Лар, не надо больше ничего.
– Как не надо?! А что ты на обед есть будешь? И ты же работать собирался. Опять филонишь?
– Я тебе говорю – больше ничего не надо. Ни-че-го. Понимаешь? Нет причин что-то еще делать. Потом нет. Никакого потом больше нет. Ни обеда потом нет, ни обязательств по контракту…
– Макар, ты что? Ты меня пугаешь. Что случилось?
– А ничего не случилось. Они не договорились.
– Шутишь…
– Какие шутки, Лар! Иди надень сарафан в маках, мой любимый. А я пока соберу фрукты, вино с собой. Какое хочешь: белое, красное?
– Да все равно, Макарчик. Ты с чего, вообще, взял это? Ты все придумал, да?
– Давай-давай, переодевайся быстренько. Сыр брать?
– Ты!.. Ты не можешь так со мной! Я все утро на кухне!
– Лар, давай по дороге обо всем поговорим. Просто доверься мне.
Они шли вдоль песчаных дюн, солнце стояло высоко, ветер скрипел жесткими стеблями осоки, забрасывал рыжеватые локоны женщине на лицо, оплетал ноги юбкой. Лила бежала впереди, выбрасывая из-под лап фонтанчики мелкого песка, припадала брюшком к земле, замирала, хитро склонив мордочку набок, ждала приближения хозяев, подскакивала и бежала прочь стремглав и во всю прыть.
Макар нес неудобный короб для пикника, без конца поправляя и прилаживая его к своему телу, своему шагу. Приставив ладонь ко лбу козырьком, оглядывал чуть заметную складку горизонта, где пронзительная блестящая синева встречалась с матовой.
Море, весеннее, еще холодное, глянцево перекатывалось вдалеке, с тихим шелестом наползая на берег хрупкой белой полупрозрачной пенкой.
– …и Машка просила у меня рецепт айвового варенья. Представляешь, все, что я им отправила, уже съели. Этого сколько банок было? А на рынок у них привезли такую айву хорошую. Машка целый ящик купила. Я забегалась и не позвонила.
– Так позвони.
– Да, позвоню.
Макар остановился, погрузил босые ступни в теплый, шелковистый песок. Поставил корзину.
– Ой, сети нет. Макар, а у тебя?
– У меня тоже нет, Лар. Вообще мертвый телефон.
– Мертвый… Так странно. И людей совсем нет. Мы тут одни.
– Мы вообще одни.
Песок мягкий и теплый. Море ленивое и холодное. Небо синее и чистое. На темной шерстке Лилы золотом блестит песчаная пыль. У Лары на переносице проступили первые веснушки. Машка ругается на тупые ножи и кромсает твердую айву. У Янека первый велосипед…
Надо запомнить все самое важное.
Лара подошла близко-близко.
Макар взял ее лицо в свои ладони.
Лила втиснулась между ними, поднялась на здание лапы: и я!
Солнце моргнуло.
Эскапизм, или Бегство с персиком в руке от пчелы
1
Камни гладкие, округлые, серые и бежевые, с белыми прожилками. На каждом свой индивидуальный рисунок. Вот этот, продолговатый, на боку угадывается рыбка-селедка, они со Славкой нашли у восточного мыса. Этот, не больше мужского кулака, бежевый, иссеченный рисунком, как перепелиное яичко, подобрали под воротами Винсента… По всему острову собирали для Ларки ее альпийскую горку: приспичит, так хоть умри, а вынь да положь.
Теплая тяжесть в руках, поясницу ломит от работы в наклон.
Пока последний камень не лег под стеной ограды, Макар не поднимал головы. Теперь пройтись электрокосой по лужайке и засыпать щебнем. Или пленку еще настелить? А то ведь прорастет… Это вообще надолго?
Солнце потихоньку садилось и заливало мягким розовым светом его красное, блестящее от пота лицо. Вдалеке прозвучал сигнал – время «лекции»: будьте любезны отложить все свои дела и замереть перед экранами – местное телевидение инструктирует.
На журнальном столике приготовлены тетрадь и ручка. Ларка замерла, напряженная, словно на экзамене, глаза по пятаку, спина прямая. Рядом стоит Лила – упирается передними лапами Ларе в колени, заглядывает в лицо: возьми меня.
Макар уже ничего не чувствует. Нет страха, нет волнения – сплошная отупляющая тревожная вибрация. Молчать, работать, исполнять инструкции, надеяться, не срываться. Устало плюхнулся в кресло, протянул руку, подхватил Лилу под жаркое податливое брюшко, положил рядом, провел ладонью по мягким бархатным ушкам. Лила вздохнула, опустила морду на лапы, настороженные бровки печально подрагивают.