— Дора, опомнись! Море-это единственное спасение!
Женщина продолжала двигаться к двери и, Тоболин понял: кричать бесполезно. Страх перед морем наводил на неё ужас. Едва успев ухватиться руками за комингс, она вдруг бессильно растянулась на палубе. Разметавшиеся по сторонам её волосы тормошило ветром, рвало, как оборванные бурей снасти корабля. Женщина не подавала каких-либо признаков жизни. Тоболин метнулся к радистке, перевернул ее лицом вверх, приложил ухо к груди. И, кажется, первая радость в эти трагические минуты. Сердце её билось. Обморочное состояние женщины оказалось кстати. Он уже знал что ему делать. «Дора должна жить! Она будет жить!» Тоболин надеялся. Нет, не на чудо. Оказавшись в воде, радистка придет в себя. Вслед за ней прыгнет он и не даст ей утонуть. В подобной ситуации, когда нужно только одно-воля к жизни, не до чувств. Впрочем, сейчас сказать трудно, отчего может зависеть человеческая жизнь. Обхватив руками безвольное тело радистки, ощущая его тепло, за два шага до разлуки с ней, все-таки испытал то кратковременное чувство, которое могло прийти раньше. Да, ему очень хотелось, чтобы она жила, радовалась и рожала детей. И вот он — предел, и нет больше времени ни на чувства, ни на мысли. Под качку Тоболин перевалил тело радистки через фальшборт, затем выпустил его из объятий. Удара о воду он не услыхал.
В штурманской рубке царил настоящий хаос. Судовой журнал, оказавшийся на палубе, искал, как показалось Тоболину, целую вечность. Сорвал со стола путевую карту и вместе с журналом упаковал в пластиковый мешок. Привязав его к спасательному жилету случайно подвернувшимся под руку капроновым жгутом, выбежал на крыло мостика. А корабль в это время фактически заканчивал свою жизнь на плаву. Корма находилась уже под водой, а нос все выше задирался вверх. И видимо, воздушная пробка, скопившаяся в носовых трюмах, пока еще поддерживала плавучесть. И вот они первые признаки трагической развязки. Судно угрожающе накренилось…
Полвека прожитой жизни… Много это или мало? Слово «полвека» звучит солидно и страшновато. Пятьдесят лет — не слишком тоскливо, означая, как бы не все еще потеряно…Кому-то покажется много, кому-то мало. Очевидно зависит от того, каким образом прожиты годы. В постоянной деятельности или философствуя о жизни и смерти в тиши и тепле городского убежища. Море — не кабинет и не квартира со всеми удобствами. И пока ты в состоянии стоять на мостике корабля, один на один с морской стихией, жизнь-это постояннный поиск чего-то нового, возможно еще не изведанного. Каждый моряк в душе романтик. Это качество в него вселяется невольно, каким бы он по натуре черствым не был.
Полет в неизвестность по времени показался Тоболину сравни с собственной жизнью. С отрывом от судна захватило дух, но мозг уже отключился от реальных событий. Двадцать метров высоты и конец всему… Неведомая ему сила на время стремительного падения увела его сознание на другой путь, параллельный, сделав его самого посторонним наблюдателем собственной жизни. Вполне объяснимое явление. Защитная реакция мозга — отключиться на время, избавив организм от стресса.
С ударом о поверхность воды пришел конец небытия. И снова захватила горькая реальность трагедии. Тоболин, прыгая в бушующее море, подумал о радистке, которая могла выжить только с его помощью. И теперь, очнувшись от затяжного падения, другой мысли, как о ней — не было. На расстоянии, примерно двух десятков метров, среди волн Тоболин заметил светлое пятно. Сомнения в том, что это свет от лампочки ее спасательного жилета, у Тоболина не возникло. Руки сами по себе пришли в движение. Однако, мешок с судовыми документами, раздувшись пузырем, болтаясь на штерте между ног, мешал плыть. Пожалуй, в эти мгновения для Тоболина ничего желанней не было, как убедиться в том, что Дора жива. Еще несколько трудных взмахов рук и что же? Светяшийся круг вдруг пришел в движение. Вращаясь на одном месте, заскользил вниз и вскоре бесследно исчез. Горечь неудачи не сломила его воли к поиску. Он не поверил в вероятность исчезновения человека странным образом. «Это всего лишь игра световых отблесков»-решил Тоболин, стараясь приподнять голову и осмотреться вокруг. Крутые гребни волн старались опрокинуть его тело, а брызги не позволяли надолго открыть глаза. Пару раз глотнул соленой воды и прокашливался до тошноты. Однажды оказавшись на гребне высокой волны, попробовал вглядеться в темноту. Безуспешно… Мгла застилала поверхность моря. Сделал попытку с минуту-две отдохнуть. И вроде бы это удалось. Но как только снова начал двигаться, Тоболина накрыло волной. Тогда он пришел к мысли о том, что куда-то плыть в его положении не имеет никакого смысла. Лишняя затрата сил и энергии. В подобных обстоятельствах главное — дольше удержаться на плаву. Между тем судьба радистки его волновала даже больше, чем собственная. Осматривая пространство вокруг себя в надежде заметить свет от аварийной лампочки её спасательного жилета, он одновременно прокричал несколько раз: «Дора! Дора! Дора!» Голос тонул в реве ветра и шуме волн. Однако мысль: «Я должен её найти! Я должен ей помочь!» — засела накрепко в мозгу и не давала расслабиться. В поисках радистки он поплыл по волне. Догоняющие волны, накрывая с головой, отнимали немало сил. И они, Тоболин чувствовал, с каждым рывком туловища вперед, таяли быстрее, чем стремление продолжить поиск радистки. Взбесившееся море с прежним упорством продолжало буйствовать и, казалось, не собиралось утихать. Стихия, как бы смеялась над человеком, давая ему понять: он весь в её власти. Вне корабля он одинок, он беспомощен. Океан-это огромное кладбище кораблей и людей. И очередной жертвы он не заметит. Наконец, наступил тот момент, он должен был наступить. С белой шапкой пены на гребне Тоболина догнала волна, высоты её в темноте он не видел, она огромна. Как правило, ей предшествует глубокая впадина. И прежде, чем Тоболин сообразил об опасности, его засосало в эту впадину и затем накрыло волной. Погружаясь в пучину, он стал задыхаться. Холод сковал руки и ноги. И только благодаря спасательному жилету, пластиковому мешку с воздухом, его выкинуло на поверхность. Тоболин успел сделать вдох. И после того, как почувствовал себя в относительной норме, пришел к единственному выводу: в темноте все его усилия бесполезны. Надо ждать рассвета. И в этой сумятице чувств, переживаний и стремлений, мечта дожить до утра полностью захватила Тоболина. И ему казалось нет ничего мудрее, светлее, чем утренний рассвет. Он принесет надежду на жизнь и раскроет тайну катастрофы.
Часть первая Путь на восток
1
Импортный, окрашенный в яркие цвета автобус сделал полукруг на аэродромном поле и левой стороной подкатил к трапу. «Боинг», словно гигантская птица, севшая для кратковременного отдыха, резко контрастировал на фоне темно-серого бетонного покрытия, комплекса административных сооружений в форме длинных ящиков, построенных давно и без архитектурной фантазии в будущее. Под голубым летним небом лайнер выглядел белой вороной среди своих собратьев, удел которых такой же, как и его — большую часть жизни парить над землей. Нельзя сказать, что линии его фюзеляжа — совершенство красоты. Пожалуй, стоящие невдалеке «Ту», изящнее и красивее. А вот, кажущаяся нелепостью горбатость, серебристость крыльев, внешняя окраска, ухоженность делали «Боинг» на поле чужим, не привычным для глаз.
Длительный отпуск, береговое безделье, хотя и здорово надоели и утомили, в этот раз улетая, Тоболин особой радости от будущей свободы, которую может дарить только океан, не испытывал. И то, что вчера еще казалось однообразным и надоевшим, а сердце млело от мысли о голубом безбрежном просторе, сейчас вдруг потеряло всякий смысл.
Поднимаясь по ступенькам трапа в цепочке пассажиров, Тоболин в последний раз окинул тоскливым тоскливым взглядом ничем не привлекательное пассажирское здание в надежде увидеть в одном из засвеченных солнцем окон силуэт жены, помахать рукой. Увы, среди множества расплывчатых лиц, ее лица не смог рассмотреть. Чуть замедлил шаг, как будто бы только для того, чтобы вспомнить какую-то важную деталь, а может, мелочь в торопливых прощальных словах. Другим, впереди и сзади него поднимающимся по длинному трапу, видно, вспоминать было нечего. Насытившись московскими впечатлениями, в основном туристы, негрубо подталкивая друг друга в спины, спешили расстаться с этой землей. Им хотелось побыстрей почувствовать себя хозяевами положения, когда все поднесут, любую блажь удовлетворят, в конце концов, развалиться в удобных креслах, расслабиться, отдохнуть от экскурссии, беготни, отвлечься от всего чужого, пусть даже чертовски интересного.