Затем - арест Доуви в Сан-Франциско по розыскному запросу из Гонконга, его побег из-под стражи и повторный арест в Лондоне с последующим судом.
Клифф Палевски, адвокат Доуви, заявил, что не может быть сомнений в чистосердечности признания его клиента в работе по принуждению на российскую внешнюю разведку. Другой его адвокат, Эфраим Марголин, сказал на суде, что, если бы банки попали в руки Москвы, это распахнуло бы ей ворота к секретам оборонных предприятий в Силиконовой долине. Доуви, утверждают его адвокаты, - невинная жертва интриг Петракова. Приговор о мошенничестве должен быть отменен, и клиента следует выпустить на свободу.
Однако суд счел недостаточными доказательства правдивости утверждения Доуви о его принудительной вербовке службой внешней разведки России.
Позиция русских.
Петраков, известный в финансовых кругах Сингапура предприниматель из России, в частных беседах отрицает причастность Москвы к действиям Доуви в США. Тем не менее он признает выдачу частями 118 миллионов долларов в качестве кредитов по рекомендациям Доуви, работавшего советником у Петракова. Гарантом по кредитам выступал "Ассошиэйтед мерчант бэнк".
"Ассошиэйтед мерчант бэнк" объявил банкротом своего клиента, некоего Ли Тео Ленга. Это имя - деловой псевдоним Амоса Доуви, которым он пользовался для собственных сделок с фирмами, пользовавшимися его рекомендациями в отношениях с русскими партнерами. Ведущая из этих фирм "Лин, Клео и Клео", владелец Клео Сурапато. Посредничество обеспечивало бангкокское отделение Индо-Австралийского банка.
Русский директор, формальный начальник Петракова, был отозван из Сингапура в Москву, где против него возбудили дело по обвинению в коррупции, халатности и растратах. Однако осужден он не был и сейчас занимает высокий пост в одной из естественных монополий России. Это стало основным поводом для утверждений адвокатов Доуви, что Петраков действительно манипулировал Доуви, который и стал невольной жертвой московских интриг".
- Слушаю, патрон, - сказал в телефон приторным голосом Крот, когда Жоффруа позвонил ему в приемную. - Мы как раз беседуем здесь с господином Севастьяви...
- Когда "Ассошиэйтед мерчант бэнк" подал в суд о банкротстве Ли Тео Ленга в Сингапуре?
- Два месяца назад, патрон.
- А когда судебное заседание?
- Через четыре месяца и неделю, патрон.
Жоффруа бросил трубку и включил трансляцию разговоров в приемной.
- Финансирование совместных предприятий, - говорил по-английски почти без акцента русский, - одно из основных наших занятий. Сойдемся в деталях, сойдемся и в принципиальной договоренности.
- Значит, совместные кредиты тоже? - спросил Крот.
- Почему нет? У нас есть опыт в этой области.
- Вы, кажется, работали в прошлом с господином Петраковым?
Жоффруа придержал палец, лежавший на кнопке выключения системы прослушивания.
- Да, работал.
Услышав ответ, Жоффруа надавил на кнопку.
Пора было ему самому появиться в приемной.
Спускаясь по мраморной лестнице в операционный зал, к которому примыкала гостиная, Жоффруа испытывал чувство тревоги. Отец считал секретность в делах одним из решающих условий успеха. А оказывается, что сведения об одной из самых темных связей Индо-Австралийского банка, банка его отца, - связи с Ли Тео Ленгом, то есть Амосом Доуви, через Клео Сурапато - заложены этой всезнайкой Барбарой Чунг в банк данных известной газеты.
Жоффруа почувствовал себя актером в театре теней, где зрители по ошибке расселись с закулисной стороны занавеса, а его отец, Клео Сурапато и он сам, Жоффруа Лябасти-младший, не подозревая этого, разыгрывают перед ними подсчет денег, манипулируя раскрашенными клочками бумаги.
С тем большим радушием Жоффруа протянул руку русскому.
- Господин Севастьянов! Спасибо, что позвонили!
- Я только что узнал печальную весть, - скромно перебил Крот. Господин Петраков, которого мы все хорошо знали и высоко уважали, оказывается, скончался несколько дней назад. Невосполнимая утрата!
Сокрушенно ссутулившись, Крот встал и поклонился.
- Прошу извинить, господин Севастьянов. К исходу дня копятся заботы... С вашего разрешения, патрон...
Крот переиграл и Севастьянова, и хозяина. Уходом он показал, что не интересуется предложениями посетителя, а если у того есть другие, более серьезные идеи, их следует адресовать иным людям, и при этом не Лябасти-младшему. Отсутствие преемственности в беседе показало Севастьянову, что новый партнер по разговору откуда-то подслушал её начало.
Жоффруа не стал лицемерить. Он понимающе улыбнулся русскому и развел руками.
- Что, ж... В таком случае нам остается только договорить за ужином!
Огромное окно подвального зала ресторана гостиницы "Шангри-Ла" смотрело в реку. За толстыми стеклами в коричневой воде роились и кишели представители диковинных существ, обретающихся в омывающей Бангкок Чао-Прае. Рыбешки и рыбины, тритоны, пауки, пиявки, бесцветные гады и плоские огромные лягушки, привлеченные подсветкой, ошалело тыкались в невидимую преграду, сослепу забросив охоту друг за другом.
- Отвратительно, верно? - спросил Жоффруа Лябасти-младший Севастьянова. - И представьте, популярнейшее место встреч местного делового мира... Большинство ведь китайцы.
- Я видел в некоторых китайских домах деревянные теремки под стеклянными колпаками, заселенные белыми мышами. Хозяева наблюдают за их жизнью, родами и смертями, грызней... Словно сериалы смотрят.
- Мышиный театр с намеком на человеческое бытие, а?
В зале царила прохлада, и не верилось, что вода за стеклом может быть теплая, как суп, а на улице выше тридцати жары, влажность и духота.
Когда обсуждали меню, Севастьянов удивился вкусу банкира. Француз, сын француза предпочитал немецкую кухню.
- Ваша семья, что же, эльзасцы?
- Нет, мы парижане. Мама, правда, из Шампани. Вернее, мой дед, генерал де Шамон-Гитри... Но ведь это все равно Иль-де-Франс... Мама родилась в Сайгоне, как и я... А что?
Жоффруа подумал, что русский, наверное, ощущает недоброжелательную настороженность со стороны руководства Индо-Австралийского банка. Да пусть! Что таится в скрытном сибирском уме, даже Крот не в состоянии предсказать. Поэтому барьер, возникший на пути серьезных переговоров, - возможно, благоприятный исход для банка. И обеспечил его - по своей воле или же случайно - не кто иной как Крот. Впрочем, в его поступках никогда и ничего случайного не бывает. Так что все в порядке. Между русскими и банком отца такая же непроницаемая перегородка, как аквариумное стекло, занимающее половину ресторанной стены.
Если же поставить себя на место русского, то у него, конечно же, есть право на неприятный разговор об обеспечении Индо-Австралийским банком кредитов, невозвращенных московской холдинговой группе с диким названием "Евразия". Но когда упоминалась кончина Петракова, Севастьянов не воспользовался предлогом, чтобы развить тему кредитов. Видимо, и не собирался развивать. Финансовый клерк без полномочий поставит крестики в перечне вопросов, которые ему велели задать, и укатит в Сингапур, довольный, что роскошно поужинал не на свои.
Утопая в диване, обтянутом шерстяной плетенкой, поглядывая на гигантский аквариум, Жоффруа развивал фантастический проект перестройки финансового хозяйства отца. Схему превращения Индо-Австралийского банка со всеми связями и интересами в замкнутый операционный цикл.
"Замкнутые круги в финансах? Не понимаю..." - сказал бы Петраков. Он всегда ставил вопросы в таком стиле на официальных обедах, где полагалось не только вкушать, но и изрекать. Повторял утверждение собеседника с сомнением, а потом сообщал, что не понимает его. После этого, пока тебе разжевывают какую-то проблему, можно спокойно, ограничиваясь кивками, наслаждаться лакомым кушаньем. Севастьянов привычно повторил прием.