- Вот и поддержи.
- Что значит - поддержи? Не я консул, а ты!
- Вот что, друг мой Бэзил... Я ведь догадливый. Поэтому не дави не меня. Работу, о которой ты здесь хлопочешь, кое-кто сделает... А ты пока задай себе один вопрос и потом сам, самостоятельно, без подсказки консула, ответь на него. Вопрос я тебе сформулирую. Верю ли я, что мой соотечественник Севастьянов коррумпирован преступниками и намеревается, получив от них взятку, скрыться за границей? Прими на себя ответственность... И не лезь с этим ко мне... А то ведь твоя забота смахивает на донос.
Шемякин смолчал. Вскочил, забегал по мезонину.
- А, черт! - вырвалось у него.
- Обрати внимание, здесь учреждение, - сказал Дроздов равнодушно.
- Что же делать? Я как-то сразу не подумал, когда разговаривал с ним в Сингапуре, что он действительно может удариться в оперативные действия... Ведь погибнет же!
- Севастьянов действительно нуждается в сильной поддержке, - сказал Дроздов медленно, взвешивая каждое слово, опасаясь сообщить больше, чем хотелось. - Но не здесь, в Бангкоке или в Сингапуре... Он будет нуждаться в помощи в Москве, в своем холдинге, где довольно скоро окажется снова. У них есть решение откомандировать его обратно домой. Хотя севастьяновское начальство, я чувствую, не очень уверено в правильности такого шага... События могут пойти вразнос, и наш бухгалтер окажется в Москве настолько быстро, что не успеет обзавестись свидетельствами своей... своей... как бы тебе сказать...
- Скажи мне, дураку, сделай милость! Попытаюсь как-нибудь понять...
- Позитивной деятельности. Сформулируем так! И не ори на меня. Здесь, как пишут в романах, вопросы задаем мы... А как помочь в Москве Севастьянову, я не знаю. Пока не знаю. Подумай и ты. Давай подумаем вместе...
Зазвонил телефон. Дроздов выслушал, повесил трубку и сказал:
- Завканц готовит обед. На первое бульон с яйцом, на второе зразы... Откроет банку с селедочкой. Полтора часа назад я наобедался с одним должностным лицом за казенный счет, есть не хочу. А истраченного дома продукта жаль. Чем выбрасывать, скормим тебе... Ты ведь прыгаешь по региону без жены... Хоть бы нашел какую-нибудь временную азиаточку, что ли! Разрешаю властью консула... Ха!
"Нашел и без твоего разрешения", - подумал Бэзил и сказал:
- Вот что, Николай, поеду-ка я к себе на квартиру, соединюсь с редакцией и попрошу со следующей недели очередной отпуск. По каким обстоятельствам, найду... Как полностью называется московская контора Севастьянова?
- Сначала обед. Какая редакция? Воскресенье сегодня... Кроме дежурных, никого в твоей газете. Рыбу ловят... Вперед, к завканцу! Между прочим, что это за пачку деньжат ты вытянул у Немчин?
Бэзил мрачновато покачал головой.
- Попросили отвезти в Москву. Вернуть... Не могут купить какую-то ювелирку, или не решаются взять ответственность, не знаю... Я бы тоже не стал брать на себя ответственность... Две тысячи долларов, на конверте написано, кому отдать в Москве. Это начальник Севастьянова. В его банке.
- Почему они решили, что ты уезжаешь?
- Когда они спросили, не собираюсь ли я вскорости в Москву, я вдруг и решил, что действительно, пожалуй, нужно ехать...
По дороге к "тойоте-крессиде" Дроздов спел про прекрасную маркизу, у которой все хорошо за исключением пустяка. В журналисте он, кажется, не ошибся. Где это сказано: судьба человека - его характер?
Шемякин же подумал, что всю жизнь обречен, наверное, ошибаться в людях из казенных спецконтор. В сущности, Ефим Шлайн подставляет Севастьянова: с его помощью в московском холдинге он выявит и приберет к рукам "крота", а как его финансовый самурай выпутается после этого из свалки с сингапурскими гангстерищами, ему наплевать. Как наплевать на это и Дроздову, который ради Севастьянова не шевельнет и пальцем.
Бэзил выкатил во двор "тойоту", оставленную в посольском гараже перед отъездом в Сингапур и Джакарту.
- На обед к завканцу поеду на своей, чтобы потом сразу к себе, сказал он Дроздову.
Захлопнув дверцу, Шемякин аккуратно переложил купюры из конверта, полученного от Немчин, в бумажник. Уже воткнув ключ зажигания в замок, он вдруг спохватился и вытащил деньги обратно.
Глаз верно подметил: номера новеньких сотенных шли по порядку, начиная с AВ00869953H. Тонкую пачку перетягивала резинка поверх обрывка банковской бандероли с надписью "RNBNY 6th Floor Jardine House Central Hong Kong".
Глубоко сунув руку до дна репортерской сумки, Бэзил нащупал молнию потайного кармана, расстегнул её и вытянул пакет с пачкой долларов, полученной от Шлайна осенью прошлого года в Голицыно. Сорвал клейкий скотч, обнажил пачку. Бандероль идентичная - "RNBNY 6th Floor Jardine House Central Hong Kong". Он оттянул последнюю купюру. Номер был AB00869954H. Немчина сказал, что возвращает те же купюры, которые привез Севастьянов, и в том же конверте. Поверх конверта значилось: "Л. Семейных, Москва".
Иначе говоря, он, Бэзил, получил свою пачку наличными следом за той, которая была выдана Людвигом Семейных. И из того же источника. То есть, и там и там - Шлайн.
А что ему поведал Севастьянов о Людвиге Семейных за пивом в кафе-саду сингапурской гостиницы "Кэйрнхилл"?
В центральной картотеке генштаба таиландской армии, в двухэтажном здании начала века, выходящем фасадом на Королевскую площадь с конной статуей монарха, капитан Супичай заполнял чистый бланк со знаком Гаруды и грифом "Директорат объединенных разведок, совершенно секретно, ограниченный допуск". В графе "Имена агента" запись сделал на тайском, английском и русском. При этом пришлось по телефону консультироваться с переводчиком о правописании непривычно звучавшей фамилии - Севастьянов.
Капитан не сомневался: бизнесмен - агент внешней разведки, интерес Дроздова к слежке за этим человеком повышенный.
В графе "Область интересов" Супичай написал: "Выявление через банковские и финансовые связи сосредоточения средств наркобизнеса".
4
Севастьянова, с которым Эфраим Марголин выходил на контакт в высоком холле "Династии", ожидала плачевная участь. Адвокат испытывал патологическую ненависть ко всем, кто приезжал из России. Все второсортное, включая людей, вызывало в нем отвращение, а деградирующий народ, кичащийся вопреки своей никчемности численностью, просторами и ракетами, - не просто отвращение, а острую ненависть.
Тиковое панно в холле гостиницы скрывало голый кирпич в той части стены, на которую подрядчику не хватило мрамора. Материал, завезенный по особому решению беспошлинно, ушел на сторону. Марголин это знал. Он вообще знал в Сингапуре многое, если не все.
Резная картина изображала гнавшегося за Буддой вооруженного ножом разбойника, на счету которого числились сотни погубленных душ. Достигший блаженства не убегал и не скрывался, шел себе и шел своей дорогой. Злодей же, как ни прыгал, ни бежал, отставал...
Вечный круг погонь и добыч, в котором смертен лишь человек. Но такой вывод делал лично Марголин. Согласно Будде, всякий землянин после кончины лишь перевоплощается, душа переселяется дальше.
Юрист прикидывал, по чьи души явились два агента безопасности, вырядившиеся с утра в смокинги? Скорее, болтаются в холле, оберегая бриллианты и изумруды постояльцев от краж, детей постояльцев - от похищений, политиков - от террористов. В это время в гостиницу вошел Севастьянов. На русском были дешевые брюки и рубашка из местного универмага "Метро". Агенты приметили бедняка, пошли на сближение...
Эфраим Марголин стремительно подошел к бухгалтеру.
- Это просто отлично, господин Севастьянов! Просто отлично!
- Вы Эфраим Марголин? - спросил русский бесцветным голосом. Взгляд его казался тяжелым.
- Совершенно верно... Я Марголин, доверенный двух известных вам лиц. Пройдемте на автостоянку, пожалуйста...
Русский молчал, шел медленно, усаживался в кресле предоставленного Бруно Лябасти "ситроена" обстоятельно, возился с ремнем безопасности, будто перед дальней дорогой. Севастьянов покосился на радиотелефон под панелью приборов, на педали и рулевую колонку.