– С чего такая суета? – полюбопытствовал Оливер во дворе хостела Армии спасения, когда Тугуд подал ему не тот чемодан.
– Никакой суеты нет, Олли, не надо так ставить вопрос, – возразил Тугуд. – Проверка. Такое может случиться с каждым, – настаивал он, на этот раз подав нужный чемодан.
– Какая проверка?
– Контролирующие органы не спускают с нас глаз, проверяют, убеждаются, что все в порядке, на какое-то время успокаиваются, – терпеливо объяснял Тугуд. – Обычно проверяется одно из направлений нашей деятельности. Ничего личного здесь нет. Поверьте мне.
– И что они проверяют сейчас?
– Так уж случилось, что фонды. В этом месяце они проверяют фонды. Корпоративные фонды, благотворительные, семейные, офшорные. В следующем могут быть ценные бумаги, или краткосрочные займы, или что-то еще.
– Фонд Кармен?
– Среди других, среди многих, да. Мы это называем мирным ночным налетом. Они выбирают отделение банка, просматривают документацию по некоторым счетам, задают какие-то вопросы, отправляются в другое отделение. Рутина.
– Почему их вдруг заинтересовал фонд Кармен? Тугуду этот допрос уже поднадоел.
– Не фонд Кармен. Все фонды. Они проводят текущую проверку всех фондов.
– Почему ее необходимо проводить поздним вечером? – не унимался Оливер.
Они въехали в крохотный ярко освещенный дворик здания банка. Три ступеньки привели их к стальной двери. Тугуд уже поднес согнутый палец к кодовому замку, чтобы набрать нужную комбинацию цифр, но передумал, положил руку на левый бицепс Оливера.
– Олли.
Оливер высвободился.
–Что?
– Вы не ожидаете… не ожидали какого-то движения по счету Кармен? Недавно, скажем, в последние несколько месяцев… к примеру, в ближайшем будущем?
– Движения?
– Поступления денег или снятия их. Все равно. Изменения суммы на счету.
– А почему я должен этого ожидать? Мы оба доверенные лица. Вам известно не больше моего. Что случилось? Что за игру вы ведете?
– Да нет же, никаких игр! Мы по одну сторону. И вас… не извещали о каких-либо изменениях? Независимо? Частным образом? Через кого-то? Вам не поступала информация о том, что ситуация со счетом… может измениться?
– Абсолютно.
– Хорошо. Отлично. Не отступайте от этого. Оставайтесь самим собой. Детским фокусником и массовиком-затейником. Абсолютно! – Глаза Тугуда сверкнули из-под шляпы. – Когда они будут задавать вам рутинные вопросы, отвечайте так же, как мне. Вы – ее отец, вы – доверенное лицо, как и я, выполняющее возложенные на него обязанности. – Он набрал номер. Дверь зажужжала и открылась. – Вас ждут Поуд и Ланксон из нашей лондонской штаб-квартиры, – продолжил он, ведя Оливера по серому коридору, подсвеченному редкими лампочками. – Поуд – маленького роста, но имеет большой вес в банке. Ланксон больше похож на вас. Здоровяк. Нет, нет, нет, вы первый, как говорится, молодым везде у нас дорога.
Перед тем как за ними закрылась дверь, Оливер увидел и звездное небо, и оранжевую луну, разрезанную на куски колючей проволокой, натянутой поверх стены, которая ограждала двор. Двое мужчин сидели у панорамного окна кабинета Тугуда за столом для совещаний. Поуд – маленького росточка, но с большим весом в банке, в твидовом костюме и бифокальных очках, с черными, аккуратно зачесанными назад заметно поредевшими, собранными в пряди волосами, между которыми белела лысина. Ланксон – крупный, с оттопыренными ушами, с галстуком в клюшках для гольфа и в каштановом парике.
– Не так-то легко вас найти, мистер Хоторн, – строго отчеканил Поуд. – Артуру пришлось носиться за вами по всему городу, не так ли, Артур?
– Моя трубка вам мешает? – спросил Ланксон. – Вы уверены, что нет? Снимите пальто, мистер Хоторн. Повесьте вон там.
Оливер снял берет, но остался в пальто. Сел. Напряженное молчание висело в кабинете, пока Поуд перебирал бумаги, а Ланксон выбивал трубку в пепельницу. «Белые жалюзи, – сухо отметил Оливер. -Белые стены. Белые лампы. Таков любимый цвет банков по ночам.
– Позволите называть вас Олли? – спросил Поуд.
– Пожалуйста.
– Мы – Рег и Уолтер… только не Уолли, если не возражаете, – вставил Ланксон. – Он – Рег. – Молчание вернулось. – А я – Уолтер, – добавил со смешком, который никто не подхватил.
«Вам бы седые пушистые бакенбарды, – думал Оливер, – и лиловые, прихваченные морозом носы. Часы-луковицы в карманах пиджаков, а не шариковые ручки». Поуд держал в руке блокнот. Оливер заметил, что надписи сделаны разными почерками. Имелись колонки дат и чисел. Но разговор начал не Поуд. Ланксон. Заговорил важно сквозь сигарный дым. Он сразу переходит к делу. Нет смысла ходить вокруг да около.
– Моя сфера деятельности, доставшаяся мне за мои грехи, – безопасность банка, Олли. То, что мы называем соблюдение инструкций. Сюда входит все, от ночного сторожа, который выпил на дежурстве банку пива, до кассира, который платит себе вторую зарплату из ящика с деньгами. – Опять же никто не рассмеялся.
– А сейчас нас интересуют, как вы уже поняли со слов Артура, фонды. – Затяжка.
«Короткая у него трубка», – отметил Оливер. Вспомнил, что в детстве у него была такая же, из китайской глины, чтобы пускать мыльные пузыри в ванне.
– Мы хотим у вас кое-что спросить, Олли. Кто такой мистер Крауч?
«Абстракция, – ответил Брок, когда Оливер задал тот же самый вопрос сто лет тому назад в пабе в Хаммерсмите. – Мы хотели назвать его Джоном Ду, но как-то не сложилось».
– Друг моей семьи, – сообщил Оливер берету, лежащему у него на коленях. «Тупость и еще раз тупость, – внушал ему Брок. – Старайся казаться тупым. Не показывай, что ты умен. Мы, копперы, тупость любим».
– Да? – в некотором недоумении переспросил Ланксон. – Что же он за друг, Олли?
– Он живет в Вест-Индии, – ответил Оливер, словно место жительства мистера Крауча и определяло степень их дружеских отношений.
– Ага! Как я понимаю, чернокожий джентльмен?
– Насколько мне известно, нет. Просто он там живет.
– Где именно?
– Антигуа. В досье это есть.
Ошибка. Проявление ума. Лучше выглядеть дураком. Тупость и еще раз тупость.
– Хороший человек? Вам нравится? – гнул свое Ланксон, поощряюще вскинув брови.
– Я никогда с ним не встречался. Он связывается со мной через лондонских солиситоров.
Ланксон одновременно улыбается и хмурится, выражая некое сомнение. Попыхивает трубкой, дабы успокоиться. Мыльные пузыри над ней не появляются. Корчит гримасу, которая среди курильщиков трубок сходит за улыбку.
– Вы с ним никогда не встречались, но он дарит фонду вашей дочери Кармен сто пятьдесят тысяч фунтов. Через своих лондонских солиситоров, – уточнил он сквозь облако дыма.
«Решение одобрено, – говорит Брок. В пабе. В автомобиле. Шагая по лесу. – Не будь дураком. Все подписано». Оливер стоит на своем. Весь день стоял на своем. «Мне без разницы, одобрено оно или нет. Я его не одобряю».
– Разве вы не находите, что это необычный способ вести дела? – полюбопытствовал Ланксон.
– Какой способ?
– Дарить такую большую сумму дочери человека, с которым никогда не встречался? Через солиситоров.
– Крауч – богатый человек, – ответил Оливер. – Он наш дальний родственник, троюродный брат или что-то в этом роде. Он объявил себя ангелом-хранителем Кармен.
– Это мы называем синдромом неопределенного дядюшки, – ухмыляется Ланксон, посмотрев сначала на Поуда, потом на Тугуда.
И получает отповедь от Тугуда.
– Никакой это не синдром! Это обычная банковская практика. Богатый человек, друг семьи, объявляет себя ангелом-хранителем ребенка – вот это синдром, тут я согласен, – торжествуя, заканчивает он, противореча себе едва ли не в каждом слове, однако отстаивая свою точку зрения. – Или я не прав, Рег?
Но маленький Поуд, который имеет большой вес в банке, слишком увлечен записями в блокноте, чтобы отвечать. Он нашел другой подход и перехватывает инициативу у Ланксона, вскинув на Оливера глаза, прикрытые бифокальными линзами. В свете настольной лампы, стоящей у его плеча, сквозь редкие волосы проблескивает кожа.
– Олли, – голос у Поуда тонкий и пронзительный, рапира в сравнении с топором Ланксона.