— Сэмми, дорогой, прошу тебя, ткни локтем в ребра Олли и, пожалуйста, скажи ему, что его зовут к телефону. Он, как всегда, спит на ходу. К телефону в холле, Олли! Мистер Тугуд из банка. Насчет того, что надо подписать какие-то обычные документы, но срочно. Говорил он очень вежливо и галантно, чего обычно за ним не замечается, поэтому, пожалуйста, не порти ему настроение, а не то он опять срежет мне кредит по текущему счету. — Она ждала, заранее прощая ему задержку, потому что с Олли по другому не бывало. «Ничего не доходит до него, — думала она, — если он внутри себя. Он бы не услышал меня, будь я даже сиреной воздушной тревоги». — Сэмми сам закончит погрузку, не так ли, Сэмюэль? Конечно, ты все погрузишь, — добавила она, чтобы подтолкнуть Оливера к действию.
Вновь она ждала, но внизу ничего не менялось. Выражение полного лица Оливера, затененного беретом, какие обычно носят продавцы лука, фирменным элементом его наряда, не оставляло сомнений в том, что сейчас он сосредоточен исключительно на погрузке. И существовал для него лишь очередной черный чемодан, который он передавал забравшемуся в минивэн Сэмми. «Два сапога пара, — думала она, наблюдая, как Сэмми возится с чемоданом. — После смерти отца он стал еще более медлительным, хотя и раньше не отличался шустростью. Все для них — проблема. Можно подумать, что они отправляются в Монте-Карло, а не в соседний квартал». Рядом с чемоданами разных размеров из кожзаменителя, типичными для коммивояжеров, лежал надутый красный мяч диаметром в два фута.
— Он же не любопытствует: «Где наш Олли?» Совсем нет, — упорствовала она, предчувствуя, что банковский менеджер уже бросил трубку. — Он сказал: «Будьте так любезны, позовите, пожалуйста, к телефону мистера Оливера Хоторна». Ты не выиграл в лотерею, Олли? Только ты нам не скажешь, не так ли? В этом ты весь, такой сильный и молчаливый. Поставь этот чемодан, Сэмми. Олли поможет тебе, когда вернется, поговорив с мистером Тугудом. Поставь его. — Сжав пальцы в кулаки, она уперлась ими в бедра и еще больше возвысила голос в мнимом негодовании: — Оливер Хоторн! Мистер Тугуд — высокооплачиваемый сотрудник нашего банка. Мы не можем позволить ему слушать тишину за сто фунтов в час. В следующий раз он поднимет оплату своих услуг, и виноват в этом будешь ты.
Но к этому моменту под влиянием солнца и красоты весеннего дня мысли ее потекли в другом направлении, что часто случалось в присутствии Олли. Думала она о том, как выглядят они вместе, почти братья, пусть внешне такие разные: Олли огромный, как слон, в сером длинном пальто, которое он носил всегда, независимо от сезона, не обращая внимания на взгляды соседей и прохожих; Сэмми худой и длинноносый, как его отец, с шелковистой каштановой челкой и в кожаной летной куртке, подарок Олли на день рождения, которую Сэмми теперь практически не снимал.
Она помнила день, когда Олли впервые появился на пороге ее пансиона, упавший духом и здоровенный, в том самом пальто, с двухдневной щетиной на щеках и с одним маленьким чемоданчиком. В девять утра, она как раз убирала посуду после завтрака. «Могу я войти и пожить у вас?» — спрашивает он. Не «есть ли у вас комната, могу ли я на нее взглянуть, сколько вы берете за ночь?». Лишь «могу я войти и пожить у вас?». Словно потерявшийся ребенок. А на улице льет дождь, как может она оставить его на пороге? Они говорят о погоде, он восхищается буфетом красного дерева и часами из золоченой бронзы. Она показывает ему гостиную и столовую, знакомит с правилами проживания, ведет на второй этаж и открывает дверь комнаты семь с видом из окна на церковное кладбище, спрашивает, не нагонит ли оно на него депрессию. Нет, отвечает он, соседство покойников его не беспокоит. Элси, конечно же, о покойниках упоминать бы не стала после ухода мистера Уотмора, но им как-то удается посмеяться. Он говорит, что одним чемоданом дело не ограничится, будут другие, а также книги.
— И еще старый минивэн. Если он будет портить вид, я припаркую его где-нибудь подальше.
— Ничего портить он не будет, — твердо отвечает она. — В «Клубе» у нас все по-простому, мистер Хоторн, и я надеюсь, что так будет и дальше.
А в следующее мгновение он платит за месяц вперед, выкладывает на раковину четыреста фунтов, подарок небес, учитывая кредит по банковскому счету.
— Вы не в бегах, дорогой мой? — спрашивает она как бы в шутку, но не совсем, когда они спускаются вниз. Сначала на его лице отражается недоумение, потом он густо краснеет. Но тут же, к ее облегчению, его губы расползаются в широченной улыбке, которая все улаживает.
— Нет, разумеется, нет, не от кого мне бегать, не так ли? — говорит он.
— А вот это Сэмми, — Элси указывает на приоткрытую дверь в гостиную, потому что Сэмми, как обычно, тихонько спустился вниз, чтобы посмотреть на нового постояльца.
— Выходи, Сэмми, тебя засекли.
Неделей позже Сэмми исполнилось десять лет, и он получил кожаную куртку, которая стоила никак не меньше пятидесяти фунтов. Элси ужасно разволновалась, потому что мужчины в нынешние дни встречаются всякие, какими бы обаятельными ни казались они на первый взгляд. Всю ночь она не сомкнула глаз, пытаясь угадать, как поступил бы в такой ситуации ее бедный Джек, потому что Джек, проведя в море долгие годы, вычислял их сразу. Хвалился, что чуял их, как только они поднимались по трапу. Вот она и боялась, что Оливер — один из таких, а она не заметила очевидного. Наутро она уже собралась сказать Олли, чтобы тот отнес куртку туда, где ее купил, и, наверное, сказала бы, если бы не зацепилась языком с миссис Эггар из Глеварнона в очереди в кассу в «Сейфуэе». И к своему полному изумлению, узнала, что у Олли есть маленькая дочка по имени Кармен и бывшая жена, Хитер, никчемная медсестра из больницы «Фриборн», которая ложится под каждого, кто умеет пользоваться стетоскопом. Не говоря уже о роскошном доме на Шор-Хейтс, который он ей оставил полностью оплаченным. Да, от некоторых молодых женщин нынче просто тошнит, согласилась Элси с миссис Эггар.
— Почему вы не сказали мне, что вы — счастливый отец? — вечером упрекнула она Олли, испытывая облегчение (ее страхи были напрасными) и негодование (узнать такую сенсационную новость от конкурентки). — Мы любим маленьких детей, не так ли, Сэмюэль? Мы от них просто без ума, при условии, что они не мешают другим постояльцам, не так ли?
На что Олли ничего не ответил, просто опустил голову и пробормотал: «Да, хорошо, до завтра», — как человек, уличенный в чем-то постыдном, и поднялся в свою комнату, чтобы мерить ее шагами, очень тихо, не желая кому-то мешать, в этом был весь Олли. Наконец шаги прекратились, и она услышала, как скрипнуло кресло, поняла, что он взял одну из книг, лежащих на полу, хотя она и поставила ему книжный шкаф, книг по юриспруденции, этике, магии на иностранных языках. Они лежали раскрытыми, обложками вверх, или с заложенными между страниц обрывками бумаги. Иной раз ее передергивало от одной мысли о том, какой коктейль идей, должно быть, смешивается в его голове от прочтения столь разнообразной литературы.
А его загулы, пока только три, просто пугали своей подконтрольностью. О, у нее и раньше были постояльцы, любившие приложиться к бутылке. Иной раз она прикладывалась вместе с ними, по-дружески, чтобы вовремя их остановить. Но никогда раньше такси не приезжало на заре, не останавливалось в двадцати ярдах, чтобы никого не разбудить, никогда раньше ей не приходилось встречать у двери огромную шестифутовую тушу в неизменном пальто и берете, натянутом на лоб, с чрезвычайной осторожностью поднимаемую по ступеням таксистом. И всегда он вытаскивал из кармана бумажник, совал таксисту двадцатку, шептал: «Извините, Элси», поднимался на второй этаж практически без ее помощи, никого не потревожив, за исключением Сэмми, который дожидался его всю ночь. После таких загулов утром и во второй половине дня Оливер спал, о чем Элси судила по отсутствию скрипа кресла, звука шагов и спускаемой в туалете воды. А когда она заглядывала к нему, вроде бы с тем, чтобы принести чашку чая, стучала в дверь спальни, не получала ответа, но все равно открывала дверь, то находила его не в кровати, а на полу, лежащим на боку, все в том же пальто, с подтянутыми к животу коленями, чисто ребенок, и широко раскрытыми глазами, уставившимися в стену.