После завтрака лейтенант собрал командиров взводов.
– Сегодня на рассвете нам приказано взять немецкую траншею, – начал лейтенант. – Артиллерии не будет. Может, оно и к лучшему. Нейтральную полосу пройдём тихо. Вещмешки с котелками оставить в траншее. Осмотрите каждого солдата, ни у кого ничего не должно греметь. Каждому выдать по 2-3 гранаты и 3 горсти патрон. Автоматчики пойдут впереди. В каждом взводе ручной пулемёт. Идти медленным шагом и тихо. Не разговаривать. В 100 метрах от немецкого переднего края залечь. Доложить о готовности связными. Проползти вперёд на максимально возможное расстояние. По сигналу зелёной ракеты подняться и быстрым рывком овладеть передней немецкой траншеей. Приказ ясен?
– Ясен!
– Выполнять!
Взводные разошлись по своим взводам. Некоторое время было тихо. Солдаты всматривались в туман на нейтральной полосе. Светало всё сильнее. Надо выдвигаться, скоро станет совсем светло, можно опоздать.
Майор крутил головой, исподлобья глядя на окружающих, солдаты сторонились его. Сзади как на привязи ординарец и ещё один.
«Что, сволочи, задумали? Уж не собрались ли они и меня с собой к немецким окопам взять? Ну, точно, в спину автоматом тычет, пошли, мол! Хоть бы оружие какое дали! Ну, ничего, сейчас катавасия начнётся и я сбегу. Им за мной не углядеть».
Солдаты шли гуськом, медленно переступая с ноги на ногу, старательно обходя воронки от взрывов. Каждый взвод своей колонной. Так меньше вероятность быть обнаруженными, подорваться на мине, наступить на сучок и все на виду, никто не потеряется. Каждый шаг казался последним. Сейчас их увидят и начнётся… Треск пулемёта разорвёт тишину, в строй солдат ворвётся свинцовый вихрь и косой скосит беззащитных людей. А остальных добьют миномёты и пушки. Сердце бешено стучит в груди, живот крутит, колени дрожат от волнения и страха.
Немцы перед рассветом обычно переставали пускать ракеты и постреливать из пулемётов трассирующими, вот и теперь было тихо. Как будто нет войны. Как будто кругом мир, а война – это только кошмарный вчерашний сон. Туман скрывал ужасную картину последствий вчерашнего боя, раскиданные по полю трупы солдат, многочисленные воронки, и запаха немецкой взрывчатки почти не ощущалось, пахло травой и грибами.
Тем временем идущий впереди ротный остановился, обернулся и знаками показал, мол, рассредоточиться. Солдаты, согнувшись и на карачках, отходили в разные стороны, кто влево, кто вправо, затем ложились на землю. Майору ординарец знаком показал, мол, ложись, и он лёг.
«Так, внимательно следить за этими двумя. И постепенно отползать. Как только выстрелит ракета, развернуться и ползком обратно!»
Но отползти не получалось. Ординарец находился всё время сзади, тыкал в бок стволом, заставлял ползти вперёд.
«Вот гнида! Ну, погоди у меня! Зальёшься ты горючими слезами! На коленях о пощаде просить будешь!» – майор злобно оглянулся на ординарца лейтенанта и второго солдата. Лица их были спокойны и сосредоточены. – «Неужели мне вместе с ними в немецкую траншею бежать придётся? Ну нет, сейчас начнётся бой и всё перепутается, тут-то я и сбегу! Главное – под немецкий пулемёт не попасть. Надо будет в какую-нибудь воронку забраться».
Но воронок как назло не было. Солдаты подползли близко к немецкой траншее, сюда не падали снаряды, немецкие артиллеристы боялись накрыть своих.
10 метров. Ещё 10. И ещё. Остановились. Из второго и третьего взводов приползли связные, получили указания и отползли обратно. Минуты ожидания тянулись мучительно долго и, казалось, никогда не кончатся. Туман постепенно рассеивался, сквозь него проступали смутные очертания немецкой траншеи. Подозрительно тихо.
Лейтенант дал время связным на возвращение и передачу информации взводным, после чего поднял вверх ракетницу и выстрелил. Хлопок – и дымная струя с огненным зелёным наконечником пронзила небо как заклятого врага. Солдаты, истомившиеся в ожидании её, тем не менее подпрыгнули на земле, как будто от неожиданности, но больше от волнения, вскочили на ноги и побежали вперёд. Сейчас забегают фрицы по траншее, поднимут гвалт, офицер начнёт что-то кричать, потом заработает немецкий пулемёт. Он вот там, слева. Миномёты здесь уже не страшны. По своим они бить не станут. Секунда бега, вторая, третья… Почему они молчат? Что задумали? Может, они ждут нас уже давно, издали заприметили, все цели распределили и поджидают, когда мы подбежим поближе, чтобы уж наверняка? Четвёртая секунда, пятая… Невыносимая тишина. Уж лучше бы начали стрелять, упал бы сейчас в воронку, голову пригнул, всё лучше, чем в упор, без промаха. Очередь распорет грудную клетку, кровавые ошмётки полетят в разные стороны вперемежку с клочками одежды… Шестая секунда, седьмая… Нет, только не в грудь и не в живот… Давай уж лучше сразу в голову. Вспыхнет в глазах огненный шар, заиграет вселенная цветными кругами, ни звуков, ни боли… Поднимет меня в яркое фиолетово-синее небо и полечу я, лёгкий и свободный, в дальнюю даль, где нет ни войны, ни свирепых вшей, ни голода, где все счастливы и рады друг другу… Восьмая, девятая… Вот уже бруствер немецкой траншеи в тридцати метрах от силы. Всё. Если сейчас начнёт стрелять, все ляжем. Раненые в плен попадут, отсюда не уползёшь. Тяжёлые будут стонать сутки-двое, медленно и мучительно умирая. Ну давай же уже, не томи душу! А то мы сейчас прыгнем к тебе на голову и прикладами разобьём её вдрызг! Короткими автоматными очередями порвём твой френч, штыками исколем! Десятая, одиннадцатая, двенадцатая… Неужели в траншее нет никого? Неужели сбежал немец? Не веря своему счастью солдаты продолжали бежать вперёд, взбираясь на пригорок, вот первые прыгнули вниз, за ними следующие, вот последние, самые неповоротливые, медлительные и запыхавшиеся…