А утром начальство нахлынуло, этого капитана потеряли, а тут из санбата докладывают, что, мол, какого-то капитана в лесу связист поймал и избил. Они видят – их это капитан. Он очухался, говорит, мол, я на него напал и избил то ли из личной неприязни, то ли ограбить хотел. Ничего такого я не кричал, ни о чём не предупреждал, подкараулил – и всё. Я, конечно, сопротивляюсь, кричу, мол, да вы не слушайте его! Сходите в лес, следы посмотрите, кто куда шёл и как, увидите, что он сперва вперёд, потом обратно повернул, когда я его окликнул, мои следы увидите, как я его вокруг оббежал и на выходе из леса подстерёг. Но кому же охота куда-то там идти и следы разбирать! Тем более что их с утра припорошило уже. Капитан – штабной офицер, на хорошем счету, почему они ему не должны верить, кто я такой?
Ну, понятное дело, меня сразу же под арест, какой уж тут санбат, сижу я и думаю: всё, отвоевался. Самое обидное – от своих смерть принять как изменник Родины. Как последняя гнида. Вот уж не думал! Вот позор-то! И главное – за что? Где же справедливость?
Два дня провёл в душевных муках, на третий вывели меня на улицу, гляжу: за углом снег расчищают. Готовятся. Сейчас рыть начнут. Или меня заставят. Как глупо всё!
Вдруг слышу, окликает меня знакомый голос: «Гайнанов! А ты что тут делаешь? Почему с непокрытой головой и без ремня?» Это один подполковник, мы раньше когда-то вместе воевали, только он тогда капитаном был, а я у него в блиндаже сидел, по линии бегал. Я обрадовался встрече, вижу, человек вырос по службе, может, поможет. Конвоир вообще-то не допускает к арестованным посторонних, но знакомого моего постеснялся, подполковник всё-таки. Объяснил я ему что да как, он почесал затылок: «Ладно, стой здесь!»
Через полчаса меня в избу позвали, дали бумагу, мол, пиши объяснительную, что да как. После отправили назад в санбат. Я ему, как же вам это удалось? Что вы им сказали? А он, мол, я им напомнил, что раненых без сопровождения в санчасть отправлять запрещено, как и ходить вблизи передовой по одному. Капитан тот тоже один был. И непонятно с какой стати попёрся ночью через лес, за каким таким делом, почему убежал, когда его окликнули? Не в самоволку ли к милашке в соседнюю деревню намылился? Допросите его, говорю, расследуйте это дело скрупулёзно, у вас тут офицеры по бабам бегают, а вы солдат невиновных расстреливаете за это! В-общем решили они это дело замять.
А снег тот для артистов расчищали, концерт после обеда был, песни под гармошку пели и танцевали. Вот такие дела…
Чудесное спасение
В тот день всё было как всегда. Пасмурно, дождь иногда начинает моросить, солдаты съёжились, головы в воротники шинелей затянули, после завтрака сидят на дне окопа, курят, вшей гоняют.
Дивизия месяц в обороне, в ротах по 20-30 солдат, пополнения нет и никто нас не меняет, в тыл выводить на переформирование не спешит, словно забыли про нас. Я сижу в землянке командира роты рядом с телефоном, связи нет, на ремонт линии должны выходить полковые связисты, вот я и жду когда они её восстановят и мне позвонят проверить. Ротный сперва со мной сидел, потом пошёл по взводам с проверкой. То ли посты проверял, то ли ещё что. Мне перед уходом сказал, мол, сиди тут, никуда не уходи, как связь появится – мне доложишь!
Мало у нас осталось солдат, это меня в заблуждение и ввело. Если бы была хотя бы половина состава, я бы впросак не попал. Солдат всегда слышно. Один идёт по траншее котелком звенит, второй говорит что-то, третий лопатой стрелковую ячейку правит, землю скребёт, жизнь не прекращается ни на минуту. Да и немца обычно слышно. Особенно ночью, они ракеты пускают каждые несколько минут и из пулемёта постреливают трассирующими. Если так – то всё в порядке, немец на месте и уходить никуда не собирается, ни вперёд, ни назад, можно спокойно заниматься своими делами. А вот если он затих – жди неприятностей. Или отошёл, или, наоборот, к нам пополз.