– Знаю я твои новые произведения, – прорычала она. –
Стыда у тебя нет!
– Что касается денег, – прервал я ее, – то я их завтра же тебе принесу.
На улице наконец потеплело, белый гребень Витоши1 становился все клочковатее и грязнее. Чуть ниже по склонам горы проступила бледная зелень и, густея, стекала широкими потоками к ее подножию. Все чаще я поднимался на террасу – так мы называли плоскую крышу нашего небоскреба. Пожалуй, ею пользовались только я да кошки, гонявшие там голубей. От воздушной бездны она отделялась лишь невысокими перилами. Я не любил к ним подходить, а вытянувшись на брезентовом шезлонге, с наслаждением дышал свежим воздухом.
Между мной и горами было только поле, перечеркнутое дорогой, словно черной чертой. Или это была речка, потому что по обеим ее сторонам виднелись темные полоски ив. Кое-где можно было различить сельские дворы, заброшенные печи для обжига кирпича, некоторые из них еще дымились, словно земля испускала сквозь трещины ядовитые пары. Картине не хватало законченности, но мне она доставляла удовольствие. Все-таки приятнее, чем смотреть на простирающееся над крышами фантастическое кладбище антенн.
Теперь я не поднимаюсь на террасу, она мне внушает страх..
На следующий день я пошел к Наде. Позвонил. Она не торопилась открывать. Наконец послышалось тихое шарканье тапочек. Дверь распахнулась, и, окинув меня враждебным взглядом, жена посторонилась. Мне был очень хорошо знаком этот взгляд, которым она столько раз встречала меня.
1 Витоша – горный массив в Болгарии, близ Софии.
Откуда-то выскочила кошка, моя любимица, ласково потерлась о мои брюки. Желтый ее хвост торчал, как мачта, на которой невидимо развевался белый мирный флаг.
Звали ее Коца.
– Как Коца? – спросил я.
– Ничего, запор у нее. Входи же, что ты торчишь в дверях?
По правде говоря, я медлил, потому что мне не хотелось входить. Переступая порог, я почему-то боялся, что она шлепнет меня ладонью между лопаток, как непослушного ребенка. В гостиной было не убрано, сын не объявлялся.
Как я мог столько времени терпеть такой беспорядок, непонятно.
– Подожди секундочку, я накину что-нибудь на себя.
У моей жены была скверная привычка донашивать дома старые платья, пока новые ее туалеты пылились в гардеробе. И сейчас она была в дешевой, поношенной водолазке, без лифчика, под тонкой материей некрасиво болтались ее груди с большими сосками. Но в общем она была красивая, хотя и сухопарая женщина, с ногами породистой арабской кобылы – длинными, стройными, нервными. Лицо ее было оливковое, губы – цвета перезрелой сливы, злые, крепко сжатые, энергичные. Не много найдется людей, способных выдержать ее испепеляющий, откровенно ненавидящий взгляд. Я лично не пытался, и это выводило ее из себя.
– Как жизнь? – спросила она, садясь на стул, по привычке слегка расставив ноги, чтобы этим тоже подчеркнуть свое полнейшее пренебрежение к миру – и ко мне в том числе.
– Ничего!
– С какой-то девкой связался! – сказала она грубо.
– Она не девка! – почти крикнул я, чувствуя, как раздуваются мои ноздри.
– А кто же?
– Дальняя родственница. Студентка, ищет себе квартиру.
Надя презрительно посмотрела на меня:
– И врать научился!
– Всегда врал! – обозлился я. – Разве с тобой говорить откровенно? Только что в броню заковаться.
– А правда, что она шиза?
– А тебе какое дело?
– Мне – никакого, но у тебя все-таки есть сын.
– Его вряд ли волнуют подобные проблемы, – холодно произнес я.
– Да, но завтра ему будет не все равно, какой у него появится братик или сестричка.
– Ну вот что... Держи деньги... А сына зайду повидать в другой раз.
– Ты даже не спросил, где он, нахал этакий!
Так и не узнав, где он, я в ярости бросился к выходу. В
сущности, я не был особенно зол, потому что давно знал скверный характер жены. Но не затем же я с ней разводился, чтобы снова терпеть скандалы. Я едва не сшиб по дороге кошку, сидевшую у порога и с надеждой посматривавшую на замок.