– Будет! – сердито сказала я и на всякий случай отодвинула пепельницу на другой конец стола.
Спорщики, по-моему, даже обрадовались – до того они запутались в собственных теориях.
– Ну и ну! – удивленно воскликнул Владо. – Откуда ты взялась?
– Добрый день! – сказала я.
– Ты где пропадала? С Евгением видишься?
– Нет, – сказала я. – А вы?
Они переглянулись.
– Не видно его, – ответил Жоро. – И даже к телефону не подходит..
– Вчера мне звонила его мать, – сказал Владо. – Меня не было дома, она передала, что опять позвонит.
«Дело ясное. – с досадой подумала я, – собирает свидетелей». Ребята стали рыться по карманам, собирая мелочь, чтобы расплатиться за минеральную воду.
– Владо, ты не проводишь меня до дому? – спросила я.
– Зачем? – удивленно спросил он.
– Так просто – пофлиртуем немного.
– А Жоро не лучше для этой цели? – спросил он со слабой надеждой в голосе.
– По-моему, нет...
– Ну, ладно, – согласился он. – Хорошо, ты хоть живешь недалеко.
Мы вышли на улицу. В это время она кишит народом, все бегут голодные и толкаются, как коровы. Чтобы меня не затерли, я ухватилась за руку Владо, но он этого даже не заметил. В сущности, это хорошо, это мне в нем нравится.
А если нас увидит отец, то по одному виду кавалера сразу поймет, что подозревать меня не в чем. Совсем другое дело, если б он встретил меня, например, под руку с Мечо.
Перед ВИТИЗом толпились маньячки с первых курсов, вокруг них увивались обожатели-снобы. Было довольно холодно, бедняжки мерзли в своих платьишках, но все же так усердно строили глазки, что мне стало дурно. Не выношу их сальные волосы и чулки под резинку, как будто всех их принесло сюда из Ихтимана или Разграда.
– Ну, начинай! – заговорил наконец Владо.
– Что начинать? – не поняла я.
– Ты ведь собиралась флиртовать?
– Нет, я раздумала, – сказала я. – Сейчас мне хочется задать тебе один идиотский вопрос.
– Очень идиотский?
– Совершенно идиотский.
– Задавай! – сказал он и весь напыжился от гордости.
– Скажи мне, Владо, ты был когда-нибудь влюблен?
Он так разочарованно взглянул на меня, что я пожалела о своем вопросе.
– Ну, конечно!.
Я с любопытством оглядела его – занятно было бы посмотреть, как он пыхтит и млеет от любви.
– Хорошо, объясни мне тогда своими словами, как именно это происходит?
– Что тут объяснять? – недовольно пробурчал он. – Ты ведь романы читаешь? Там все объяснено точь-в-точь.
– Читаю, конечно. Но мне хотелось бы выслушать мнение нормального человека.
– Ты считаешь меня нормальным? – обиженно спросил
Владо
– Нет, конечно, но ты, по крайней мере, можешь быть объективным. Писатели на этом зарабатывают, им простительно врать.
Владо почесал нос.
– Постой, вопрос не так уж прост. Можно, я немного подумаю?
– Пожалуйста. Сколько угодно!
Пока он размышлял, я глядела на очередь, вытянувшуюся у задней двери троллейбуса. Рожденные любить так толкались локтями у двери, что любой ответ заранее казался мне фальшивым и надуманным.
– Знаешь, что это такое? – вдруг заговорил Владо. –
Ученые говорят, что это – вирусное заболевание. Но интересен результат. Внезапно, ни с того ни с сего, ты начинаешь воображать, будто другой человек является началом и концом света.
– Нечто вроде твоей субстанции?
– Вот именно! – подтвердил он, довольный, что я его поняла. – А ты что ж – никогда не была влюблена?
– Если ты правильно мне объяснил, – пожалуй, никогда.
– Жаль! – сказал он.
– Почему жаль? – спросила я. –Ведь ты сам сказал, что любовь – болезнь?
– Ну и что ж? –сказал он, пожав плечами. –Дело в том, что каждый влюбленный готов ради любимой отказаться от самого себя. Ты понимаешь, как это важно? Это все равно как если бы некоторый предмет вдруг освободился от гравитационных сил. Это вид внутренней свободы, которую ни одно другое состояние не может тебе дать.
– Я не понимаю тебя! – сказала я. – По-моему, это скорее рабство.
Владо энергично замотал головой.
– Не совсем! – сказал он. – Внешнее рабство не страшно, особенно если ты его идеализируешь. Плохо, когда человек раб самого себя, раб своих инстинктов, например эгоизма, не говоря уже о благоприобретенных пороках вроде карьеризма и тому подобного.
Вряд ли он прав. То, что у тебя внутри, терпимо; плохо, когда кто-нибудь другой сядет тебе на шею. Но я не возразила Владо: терпеть не могу философствовать и обобщать.