Выбрать главу

– Все равно, – сказала я.

День был прохладный, и он заказал глинтвейн. Очевидно, и здесь его хорошо знали, потому что официантка чуть не бросилась ему на шею. Пока не принесли вино, он говорил о всяких пустяках, но было видно, что думает он о другом. Лишь после двух стаканов лицо его немного разгладилось.

– Что у тебя нового? – спросил он.

– Ничего.

– Будто бы ничего! – возразил он. – Я слышал, что моя бывшая супруга заходила к тебе?

– Это она тебе сказала? – удивилась я.

– Скажет она! – неприязненно возразил он. – С ней я вообще не разговариваю, а тем более теперь, когда она совсем взбесилась... Но я узнал – город не так уж велик.

– Ну да, – сказала я. – Приходила.

– Просила выступить свидетельницей?

– Что-то в этом роде.

– И ты согласилась?

– Что я – с ума сошла?

Лицо у него прояснилось.

– Правильно, моя девочка! – с живостью воскликнул он.

– С какой стати нам платить так дорого за чужие глупости!

Это верно, но мне стало неприятно. Как-никак Евгений ему сын, а он говорит о нем, словно о чужом человеке.

Неужели ему так безразлична судьба собственного сына?

Он испытующе поглядел на меня и продолжал, будто рассуждая вслух, однако время от времени поглядывая на дверь.

– Имей в виду, что если ты выступишь на суде, нам с тобой несдобровать. Особенно мне. Такие вещи люди никогда не прощают. Скандал само собой, но все, на чем мы держимся, тут же рухнет. И тогда – прости-прощай! Кто знает, куда меня сунут – то ли на утильсырье, то ли в

«Бытовые услуги».

Никак не ожидала, что он так откровенно мне все выложит, будто разговаривает с приятелем. Неприятно ви- |

деть испуганного мужчину, а Мечо выглядел жалким до смешного.

– Ну и что ж такого? – сказала я. – Не сомневаюсь, что и там ты будешь директором.

– Не говори глупостей! – сердито проворчал он.

– Вовсе не глупости! – рассмеялась я. – На такой работе у тебя будет куда меньше хлопот и неприятностей.

Конечно, я нарочно подзуживала его. Забавно было смотреть, как у него перья становятся дыбом, будто у рассерженного петуха.

– Не учи меня жить! – сказал он, повысив голос. – Я

хорошо знаю, кто я и что из себя представляю. . А честь?.

А позор?. А общественное положение?

Как его не понять! Такой солидный красавец мужчина, с такими усами, и вдруг – какой-то захудалый директор.

Весь фасон будет испорчен.

– Ладно, – сказала я. – Мне тоже так легче. А сына твоего бросим львам – пусть разорвут его, как древних христиан.

Мечо обалдело поглядел на меня; он, видимо, понял, что сболтнул лишнее.

– За него не бойся! – небрежно бросил он, – У меня такие связи, что я и волоску не дам упасть с головы Евгения. Начни он с этого, я, быть может, и поверила бы. Но сказанного не воротишь. Если б у него были такие необыкновенные связи, вряд ли б он так дрожал за собственную шкуру. Мы выпили все вино до капли, мне стало весело и даже расхотелось уходить, но он нетерпеливо глянул на часы.

– Мне пора!.. Надо идти на доклад к министру.

И снова он соврал. Я уже хорошо изучила его и знала, что ни к какому министру он не пойдет, коль от него разит вином и апельсинами. Когда мы проходили через зал, трое в плащах еще были там. Они почтительно привстали, но я заметила, как двое из них быстро перемигнулись. Что поделаешь с такими нахалами – мне оставалось лишь высунуть им язык. Когда мы вышли, Мечо, торопливо оглядевшись по сторонам, пробормотал:

– Мне надо спешить, моя девочка. И – выше голову!.

Ничего не предпринимай, не посоветовавшись со мной!.

Иначе мы пропали!

И бросил меня посреди улицы. Меня вдруг охватило такое омерзение, хоть кричи. В конце-то концов, неужели он считает меня дурочкой, которой можно вертеть как пешкой? Только теперь мне стало ясно, что и в «Аистово гнездо» он приглашал меня с корыстными целями. И если бы он в ту ночь в машине добился своего, я бы сейчас оказалась игрушкой в его руках. Я шла по улице, отшвыривая ногами каштаны, и чуть не плакала. Конечно, и я не без греха – нечего было соваться, куда не следует. Наверное, вид у меня был странный, потому что все прохожие оборачивались мне вслед. Правда, ничего особенного не случилось, но мне было чертовски тяжко и противно.

Вернувшись домой, я хорошенько выплакалась. Такое со мной бывает очень редко – быть может, раз в год. Мама, придя с работы, сразу же уставилась на меня.

– Ты почему плакала? – спросила она напрямик.

– Я – плакала? Ты же знаешь, что я никогда не плачу.

Это правда – перед ней я не плакала уже несколько лет.